Забытый берег - Владимир Евдокимов

— Половина, — пробормотал Конев.

— Не получишь, — поддержал меня Павел, — кишка тонка!

Ещё с минуту что-то соображал Конев, морщил лоб, наконец утвердился во мнении и подтвердил:

— Нет, получу!

Язык его плохо слушался, говорил он медленно, но уже улыбался, как человек, принявший единственно правильное решение.

— Это ты по пьянке глупый, — не поверил я, — протрезвеешь и угомонишься!

— Заяц во хмелю, — добавил Павел.

— Нет, — упрямо мотнул головой Конев и неожиданно взвизгнул: — Это моя доля! Мне Богданов передал отчёт. Первый экземпляр! Мне!

И он трижды приложил ладонь правой руки к груди.

— Мне!

— Почему ж ты в Москве ничего не сделал, чтобы взять клад?

— А зачем? Радиолокатор Богданов передал Паше, пусть Паша и организует. За это ему половина. А мне он передал отчёт, мне другая половина. Половина! — всхлипнув, закричал Конев и затопал ногами. — Половина!

Он рванулся всем телом, задел ногой о щебёнку и упал в костровище. Быстро оттуда выкатился, вскочил на ноги, метнулся к кустам, вернулся… И застыл! Стоял, всхлипывал и сопел. Грудь его то поднималась — и на боках резко обозначались рёбра, — то опускалась, и тогда вперёд торчал его узкий живот.

— Остыл? — спросил Павел. — Окунись.

Усмехнувшись, Конев ступил с берега в воложку и ухнул в воду. Вынырнул, встал, нащупал дно, покачался, устроился. Вода была ему по плечи. Снизу он неотрывно смотрел мимо нас.

— Глотни!

Опять он усмехнулся, поднял руки — в правой особенно холодным над водой стеклом сверкнула бутылка. Он повернул пробочку, приложился.

Ну, наконец-то! Пора было заканчивать. Павел встал и направился к коневскому рюкзаку. Всхлипнув, Конев метнулся из воложки и, опередив его, сел на рюкзак. Тем временем я разложил на щебне палатку и вместе с тонким спальным мешком свернул в скатку, перевязав, где надо, оттяжкой.

— Ну что, Саша, — сладко спросил Павел, — ты понял, что надо делать?

— Паша!

Павел отвесил Коневу оплеуху, потом вторую. Конев застонал и цепко обхватил руками и ногами рюкзак.

Сняв с кустов коневскую одежду, я бросил её ему.

— Одевайся! За водку не бойся, мы отойдём.

И мы отошли.

Недоверчиво глядя в нашу сторону, Конев достал из кармана намокшего сверху рюкзака сигареты, закурил. Отхлебнул бренди из бутылки, спрятал её в рюкзак.

— Не хочет по-хорошему, — вздохнул Павел.

Дав возможность Коневу покурить, мы стали с двух сторон отвешивать ему затрещины. Мы лупили его осторожно, чтобы не отбить руки о мокрую голову. Он строил гримасы, топорщил усы, морщился, взвизгивал, но держался! Тогда мы повалили его на бок и покатили к воложке вместе с рюкзаком. Наверное, под колено ему попался крепкий камень, он взвизгнул, отпустил рюкзак, и Павел, ухватив его за клапан, потащил к воде. Я держал Конева до тех пор, пока Павел не погрузил рюкзак в лодку и не отплыл от берега. Конев тяжело сопел.

— Сейчас Павел сплавит твою водку, а ты понесёшь пожитки в Кривоносово. Одевайся.

Завороженно глядя на Павла, Конев сидел на земле. Прошла минута, другая. Павел вытащил из рюкзака бутылку водки, показал её Коневу и, размахнувшись, забросил в воложку. Бутылка камнем вошла в воду. Конев взвыл и захныкал.

— Идём! — сказал я ему. — Какую скатку я тебе построил — загляденье!

Чем думать о борьбе с Коневым, заниматься каким-то моральным террором, взяли да сразу его и вышвырнули бы с конуса выноса!

Об этом примерно я думал, конвоируя Конева по берегу. Наискось через плечо у него ладно лежала толстая скатка. Вслед тянулся запах перегара. Из кустов лезли комары. Павел, почти не трогая вёсел, тихо сплавлялся по течению.

А над островами, зелёной полосой тянувшимися слева, небо оставалось голубым. Над горизонтом обозначалась облачная цепь, но ещё было время до того, как солнце подсветит её снизу расплывчатыми розовыми пятнами.

На половине пути Павел причалил. Мы повесили Коневу на плечи рюкзак, лодку спрятали в кустах. Дальше пошли пешком, и я присматривал за Коневым, чтобы он не упал головой о камень. У остановочного пункта Ползуново поднялись по тропе наверх и через полчаса спустились к брандвахте в Кривоносово. Ещё минут через сорок скучного ожидания подошла снизу «Ракета» на Новочебоксарск. Скучного — для нас, а Конев читал изрядно потрёпанную книгу с эпическим названием Безумцы. Он сидел верхом на рюкзаке, курил и время от времени наслаждался видами Волги. У ног его лежала скатка.

Потом мы его посадили на «Ракету», купив билет до Новочебоксарска. И «Ракета» ушла.

Стало на душе пусто и даже нехорошо. И не было никаких предчувствий, только усталость — обычная, столько раз испытанная пустая усталость от долгого вынужденного занятия никчемным делом.

— А интересное здесь место, — сказал Павел, когда мы поднимались вверх по склону от кривоносовской брандвахты.

Я согласился.

На острове Виктор варил уху. На сей раз он успел первым.

— А я думал, что вы на открытии задержались! Мы разделись и отправились на Волгу — мыться. Хотелось очиститься… Ночью предстояло выкапывать клад. Вернувшись к костру, мы молчали, потом я сказал:

— Ночью пойдём копать.

— А Конев? — спросил Виктор.

— Конев плывёт в Новочебоксарск.

По реке вверх шёл теплоход «Яков Свердлов». Плавучий дворец сиял сумеречными огнями и их отражением в воде. «Подожди дожди-дожди! Я оставил любовь позади! И теперь у меня впереди! Дожди-дожди! Дожди!»

— Снимай уху, разварится! — крикнул Павел, сам ухватил двумя руками перекладину и вместе с дымящимся котелком снял её с рогулек.

А по акватории коридора шла какая-то лодка. Получалось — к нам.

Оказалось, смотритель Лукоянов. Крепкий мужичок с хитрыми глазами в брезентовых брюках, лётной кожаной куртке и кепке набекрень. Он пожал нам руки, неторопливо заглянул каждому в глаза, уселся на бревно и закурил папиросу. От ухи отказался — так, мол, заскочил на минутку. На всякий случай. А случай был такой. На левом берегу два мужика загнали на коридор газопровода экскаватор-петушок на базе трактора «Беларусь», самосвал и преспокойно выкапывали песок над трубами! Зачем им песок, не говорили, но утверждали, что очень нужно.

— Вот ведь дубари! — возмущался Лукоянов. — Они думали: раз суббота, так Лукоянов отдыхает — твори, что хочешь! Ведь трубы внизу, задень — и свищ! А газ без запаха, чиркни спичкой — взрыв. Мало ли карьеров?

Всё стало ясно. По горячим следам он к нам подвалил, побоялся, как бы мы в честь субботнего дня чего не сотворили.