Жизнь, придуманная ею самой - Гала Дали

– От его картин хочется бежать сломя голову! – таким был вердикт даже Бретона, которого удивить трудно.

Вот этот сумасшедший художник поселился на вилле в Обоне, чтобы там же и творить.

Где поселился? Не в мастерской. Если уж делиться, то всем – Поль решил, что будет проще поселить Макса прямо в супружеской спальне! Полю словно мало оказалось понимания того, чем занимаются Гала и Макс в его отсутствие, понадобилось, чтобы это делали прямо на его глазах.

Жить втроем, так жить втроем!

Осознав, что муж приверженец особой формы извращения – морального, Гала пришла в настоящий ужас. Поль получал удовольствие от собственных страданий, видя, как его жена и его друг занимаются любовью рядом с ним в его постели. Позже он твердил, что это его возбуждает. Наверное, возбуждало, но было настолько ненормальным, что заставляло плакать даже Галу. Правда, она старалась делать это в отсутствие мужа и любовника.

В паре с Полем Гала всегда была в сексе ведущей, Поль ведомым. Это вызывало у него вопросы еще в первые месяцы близости, казалось, что Гала слишком умелая, опытная, слишком горячая. Однажды в письме с фронта Поль даже открыто поинтересовался, как много у Галы было мужчин, где она научилась всему, что умеет.

Гале пришлось убеждать жениха, а после и мужа, что если она любит, то все, что позволяет себе с любимым человеком, правильно, не оскорбительно и свидетельствует не о распущенности, а о сильном чувстве.

«Ты можешь сколько угодно оскорблять меня, но не мою любовь к тебе. Я люблю и потому права!»

Неизвестно, убедили ли такие строки Поля, но ведомым он так и остался. Это Поль научился писать «целую тебя везде», позаимствовав выражение у Галы.

Макс же был ведущим, а потому ситуация непривычна ни для Поля, ни для Галы. С Максом она познала новые, необычные ощущения. Познал и Поль, наблюдавший за их любовными играми.

Что понял муж, глядя, как любовник обращается с его женой?

Однажды, когда Макс уехал в Париж, а Поль в очередной раз болел, Гала попыталась выяснить:

– Тебе нравится такая жизнь?

– Лишь бы она нравилась вам.

– И ты готов терпеть?

– Что терпеть, Гала? Ты – моя любимая женщина, Макс – мой любимый брат, которого у меня никогда не было. Я рад, что вам хорошо вместе.

– Неужели ты ничуть не ревнуешь?

– Кого к кому? Было хуже, когда вы оставались одни, а я уезжал. Неведение хуже всего, теперь я знаю, как это выглядит…

– Поль, прекрати! Если я больше не нужна тебе, так и скажи. Прогони нас с Максом или одну меня, оставив Макса здесь, но только не терпи вот такое положение!

– Я подумаю…

Почему она еще тогда, когда он в самом начале совместной жизни каялся в своих ошибках, предпочла оправдать их и ему же заявить, что он ничего дурного не совершил?

Почему решила, что рядом с ней не будет ничего подобного?

Откуда эта уверенность, что человека можно изменить, переделать своей любовью?

Она не Марина Цветаева, влюблявшаяся по уши в придуманных людей и без конца разочаровывавшаяся в своих выдумках. Гала не придумывала Поля, она всего лишь помогла ему забыть все прежнее, все прошлое, как перечеркнула и забыла сама.

Но ей нечего было перечеркивать и забывать, кроме семьи, а вот ему было что.

Почему же она решила, что это прошлое не вмешается в их жизнь снова, не изуродует отношения, что странный опыт не даст о себе знать?

Поль был готов жить втроем, наблюдая, как его любимая женщина занимается любовью с его другом, а потом занимать его место? Как же Гала давно не поняла, что у Поля давно зрело это желание – трое в одной постели?! Он даже подталкивал жену к такому, когда праздновали его двадцатипятилетие в Тунисе. Дома это было невозможно, ведь они жили с Гренделями, а потом в их жизни появился Макс…

Сексуальный опыт, приобретенный на войне, оказался слишком ярким, чтобы не тянуло испытать его еще и еще раз.

Была ли к этому готова она сама? Гала не могла понять, хотя чувствовала себя отвратительно. Не потому, что от них отвернулись все – когда троица появлялась среди друзей дада, повисало молчание, их обсуждали и осуждали. Только мягкотелость Розы-Лу не позволила ей заявить, что муж живет под чужим именем, но все понимали, как осуждает Галу, Поля и, конечно, Макса его жена.

Гала никогда не боялась чужого мнения, и на сей раз ее куда больше тревожила неопределенность положения.

Художник не просто поселился в доме, не просто начал заполнять своими безумными апокалипсическими работами гостиную и столовую, он взялся за стены.

Довольно скоро все они превратились в сплошную картину, от которой даже у привыкшего к любым безумствам Бретона волосы встали дыбом. Даже комната маленькой Сесиль была расписана ужасами. Поль – собственник виллы, потому Клеман Грендель возразить не мог, даже если бы пытался. Но он не пытался, успешный торговец землей все чаще хватался за сердце. Было от чего, единственный наследник не только не собирался идти по его стопам и развивать дело отца, но и вел себя как последняя тряпка, содержа любовника жены.

Иногда покладистость Поля раздражала даже Галу. Нельзя же так загонять себя в угол! Достаточно было одного его слова, чтобы Гала просто выставила Макса вон, несмотря на симпатию к нему, но Поль предпочитал страдать, как Пьеро, сжавшись в уголке в комочек. Может, не зря он тогда, в Клаваделе, предложил образ Пьеро для карнавала? Гала приняла это за маску, а оказалось – суть.

Сколько могла продолжаться жизнь в сумасшедшем доме?

Она оборвалась вдруг – в конце марта 1924 года Поль вдруг исчез.

Забрал все деньги, что были – семнадцать тысяч франков, отправил отцу очень деловое письмо с сообщением о своем отъезде в никуда, просьбой позаботиться о Гале и Сесиль и советом не искать, чтобы не наделать бед, и исчез.

Луи Арагон заявил, что Поль поговаривал о самоубийстве, он был несчастен, кабаки и продажные девки не помогали от тоски и одиночества. Поль сбежал, потому что стал не нужен.

Внимание всех дада было приковано к Гале: как она будет себя вести, что предпримет, будет ли плакать, рвать на себе волосы, каяться?

Они ошиблись, внезапное исчезновение мужа было настоящим ушатом холодной воды на голову Галы. Она не верила в его решимость покончить жизнь самоубийством, Поль хоть и не был ревностным католиком, но слишком нерешителен для такого страшного шага. Когда на такой страшный исход намекнул Клеман Грендель, Гала спокойно возразила:

– Когда идут за веревкой для повешения, не берут с собой столько денег, хватило бы и нескольких франков. Он вернется.

Но ждать возвращения отчаявшегося супруга тоже не стоило. Мало того, Поль оставил ее просто без денег, четыреста франков – мелочь по сравнению с необходимыми суммами. Грендели обещали помочь им с Сесиль, но при условии, что Макс немедленно уедет из их дома.