Пиранья. Жизнь длиннее смерти - Александр Бушков

Никак нельзя сказать, что Мазур верил в Бога – скорее уж всилу профессии допускал его существование как версию, поскольку по роду службыобязан был для многих ситуаций допускать массу разных вариантов. Как бы там нибыло, какая-то высшая справедливость на свете все же имелась. И проявила себяне далее как сегодня. Стоило только видеть, в каких условиях они все очутилисьпосле пережитого в пустыне ада.

Мазур сидел в плетеном кресле, положив ноги на легкийстолик, и в руке у него был высокий стакан, до краев наполненный кока-колой, идо половины – медленно тающими кубиками льда. А неподалеку, только рукупротяни, чуть слышно журчал высокий белоснежный холодильник, в котором льдахватило бы на всех, хоть горстями грызи. Под потолком размеренно вращалсяогромный вентилятор, распространяя волны приятной прохлады. И это был не сон –самая доподлинная явь, причем этот райский уголок достался им на халяву – домикбыл оплачен теми, кто их сюда привез, то есть, легко догадаться, роднойразведкой, причем никто не станет требовать от них письменных отчетов иквиточков на каждую казенную инвалютную копеечку. Ну, не благодать ли?

Мазур посмотрел на сидевшего напротив Вундеркинда – тототкровенно блаженствовал, откинувшись в кресле, прикрыв глаза, – перевелвзгляд на высокое окно, за которым открывался великолепный пейзаж: берег саккуратными мостками и дюжиной разноцветных моторок, лазурная гладь моря, покоторой скользили яхты под высокими белыми парусами. Совсем далеко, у самогогоризонта, двигалось судно под не различимым отсюда флагом, судя по очертаниям– танкер.

Умный человек, как известно, прячет лист в лесу. Чья-томудрая голова рассудила, что надежнее всего будет спрятать группу спецназовцевс ценной добычей не в каком-нибудь стоящем на отшибе домике или в портовыхзакоулках, а, наоборот, забросить их совершенно открыто на относительнонедорогой, многолюдный приморский курорт. Туда, где люди постоянно сменяются,где царит вавилонское смешение наций и рас, где звучат самые экзотическиенаречия и никто никому не удивляется.

Выбравшись из песков и преодолев еще километров двадцать,попав в места, где трава и деревья уже не выглядели какими-то уникумами, онивыслали разведку в указанное Вундеркиндом место. Вернувшаяся вскоре разведкадоложила, что там стоит большой синий микроавтобус. Воспрянувший Вундеркиндвыдал дальнейшие инструкции, и они какое-то время уже в полном составенаблюдали за машиной. Потом двое без всякого шума прокрались туда абсолютнонезамеченными и в три секунды скрутили двух сидевших в ней типов. На местоприбыл Вундеркинд, заключил, что все нормально, засады нет – и они наконецзагрузились в микроавтобус всей теплой компанией. Помятых типов освободили.Они, как люди тертые, не особенно и обижались.

Какое-то время ушло на то, чтобы избавиться от старой одеждыи облачиться в новую – цивильную, легкомысленно-пляжную, как и положено мирнымкурортникам. Оружие укрыли в тайниках, оставив необходимый для возможныхдорожных осложнений минимум, и микроавтобус понесся на запад.

В нем ехали уже никакие не спецназовцы, а польские туристыиз старинного города Гданьска, бывшего вольного Данцига, из-за которого вЕвропе приключилась не одна война. В подтверждение чего все имели при себедолжным образом выправленные паспорта с египетскими, суданскими иджаббатийскими визами.

Откровенно говоря, маскировка была топорная – никто из нихне владел польским достаточно хорошо, чтобы выдать себя за ляха. Даже Мазур,чьи далекие предки хотя и происходили из Речи Посполитой, но перебрались вРоссийскую империю еще до того, как вышеупомянутую Речь соседи начали кроить накусочки, как именинный торт. Был риск нарваться на взаправдашнего поляка – нетна земном шаре такого уголка, где бы совершенно неожиданно поляк необнаружился. Был риск в силу какой-нибудь случайности угодить под колпакместной контрразведки – страна была крохотная и, откровенно говоря, независимаянаполовину, но спецслужбы и тут имелись, как же без них?

Риска хватало. Но выбранная легенда отнюдь не рассчитана надолгое оседание, а документы – на то, чтобы их предъявлять кому-нибудьпосерьезнее дорожного полицейского. Им предстояло проторчать тут не болеесуток, – а затем незаметно для окружающих кануть в неизвестность.

Зато имелись и плюсы. Во-первых, от поляков традиционно ждутвсевозможных чудачеств – и заранее прощают им любую эксцентричность. Во-вторых,при необходимости можно болтать на русском, выдавая его за польский, –человек несведущий разницы и не поймет. И, наконец, можно было великолепнозамотивировать свое поведение. Нет ничего удивительного в том, что поляки неваляются на пляже, не бороздят на белопарусной яхте морскую гладь и не едут наэкскурсии к историческим достопримечательностям. Дело все в том, что они поисконному польскому обычаю засели всей компанией в домике и пьянствуют водку.Поляки они или кто? Национальная традиция, знаете ли… А что, можно отдыхатькак-то по-другому?

Для пущего правдоподобия все декорации были на месте – кучабутылок на столе, груда закусок, магнитофон, услаждавший слух отпускниковшедеврами польской эстрады. Весь реквизит опять-таки скрупулезно подготовлензаранее невидимыми соучастниками, с коими так никогда в жизни и не придетсявстретиться.

Мазур старался не смотреть в сторону бутылок – поскольку втаком деле эрзацы неуместны, на столе стояла натуральнейшая водка несколькихсортов, старка, коньячок, настойки. Душа болела от того, что попробовать этодобро так и не придется – шутки кончились, они были на работе, следуетприготовиться ко всему на свете, и в этих непростых условиях никак не годитсявводить в организм сорокаградусные, а то и покрепче, нектары.

Сидевший в уголке Куманек, судя по горестному виду, вточности разделял сожаления Мазура, – но по дисциплинированности мыслейвслух ни за что бы не высказал. Остальным было легче, они отсыпались в другойкомнате перед ночным дежурством, если не считать доктора Лымаря, добросовестноисполнявшего роль заботливой няньки при своем пациенте.

Только когда они благополучно смылись с пленным, Мазурнаконец сообразил, зачем руководство включило в группу еще и Лымаря. Их эскулапкак-никак был особым доктором – мог и вылечить почти все на свете, что толькоподдавалось врачеванию в полевых условиях, а мог и мастерски провести кое-какиедругие процедуры, при виде которых старина Гиппократ наверняка слег бы синфарктом.

Сразу, как только они разместились в микроавтобусе, Лымарьизвлек свою аптечку, которую во всех передрягах берег, как зеницу ока, попросилподержать клиента и вкатил тому пару уколов, в завершение накапав в роткакой-то желтоватой дряни.

Пленник очень быстро перешел в крайне примечательноесостояние: временами он, судя по всему, отлично осознавал происходящее вокруг,все видел и понимал, но в то же время членораздельно говорить не мог, икоординация движений у него разладилась полностью. Лежал себе в уголочке, водяглазами вправо-влево, с блаженно расслабленной физиономией, и девяносто девятьчеловек из ста с первого взгляда приняли бы его за вдрызг пьяного. Наличиетакого вот типчика в развеселой польской компании никаких подозрений вызвать немогло – слабое звено среди выпивох, и не более того, в любом застолье хоть одинтакой да отыщется, и не обязательно среди поляков.