Уровень опасности - Игорь Симонов

Патриция была известной романисткой. Она гордилась тем, что писала не женские романы. Она возглавляла фонд защиты каких-то прав. Познакомившись с Асланом, она возглавила комитет защиты прав народа Ичкерии. Они собирались и говорили, собирались и писали какие-то обращения, собирались и организовывали пикеты. Они делали это бесплатно, им не чем было заняться, – пидорасы и старые клячи вроде Патриции. Молодые тоже были, в основном студенты. И надо было туда приходить и разговаривать с ними. Он был для них героем. Патриция была рядом с ним и дрожала всякий раз, когда он брал ее за руку. У этой старой суки были даже какие-то любовники, но никогда за все ее долбаные пятьдесят лет жизни ее никто не трахал так, как Аслан. Она дождалась своего женского счастья. Рядом с ним она забывала про все гражданские права. Иногда Аслан думал, что если бы всех борцов за гражданские права регулярно трахать так, чтобы они кончали раз по семь подряд и кровь у них из носа текла от напряжения, не было бы никакой борьбы за гражданские права. Но мир в целом сбалансирован, и если за права кто-то борется, то значит не всех регулярно трахают.

Аслан подошел к окну – серое небо, серая река, на которой покачиваются небольшие кораблики, серый город, серые люди. Он еще раз мысленно повторил последнюю фразу: «Их просто никто не трахает». Смешно будет сказать об этом Патриции. Она ответит: «Ты зверь, ты дикое животное, которое только учится управлять своими инстинктами, я не могу обижаться на то, что ты говоришь, я люблю тебя…» И в этот момент ее надо будет обнять, сначала нежно, а потом грубо схватить за жопу и прижать к себе, и из ее груди, надутой силиконом, вырвется приглушенный стон – пойдем, Пэт, у нас еще много дел. Только не трахать ее с утра, эту похотливую ненасытную суку, целый день потом чувствуешь себя обосранным – хочется отмыться. Вечером – другое дело, она за день устает, кончит пару раз и засыпает, как мужик, а он принимает душ и тоже засыпает, благо кровать большая и у каждого свое одеяло.

Секс был одним из пунктов, по которым у известной британской писательницы Патриции Бернс были разногласия с ичкерийским политиком в изгнании Асланом Хамадовым. Вторым пунктом была политическая позиция Аслана. По вопросу секса претензии со стороны Патриции сводились в основном к угасающей интенсивности и отсутствию у Аслана ярко выраженного интереса к занятию сексом с Патрицией. Она никогда не говорила на эту тему, но он видел это собачье желание, сменяющееся детским разочарованием на подвергнутом многочисленным хирургическим и терапевтическим вмешательствам лице. Отсутствие высказанных неудовольствий по сексуальным вопросам вполне компенсировалось все нарастающим потоком претензий по вопросам политическим.

Патриция Бернс выросла во вполне обеспеченной британской семье и к тридцати пяти годам, после многих лет журналистской работы, стала более чем популярным автором романов с социальным уклоном. По трем ее романам были сняты фильмы, причем один из них в Голливуде, то есть по всем меркам она была вполне успешным человеком. То, что личная жизнь не сложилась, – так у кого она хорошо сложилась? Лучше уж так, чем как у всех. Аслан был ее принцем из сказки про красавицу и чудовище, причем он был позиционирован на роль чудовища. Он был принцем из сказки и Че Геварой наших дней. Вместе со своими братьями по оружию он осмелился бросить вызов империи зла, на протяжении десятилетий подавляющей права и свободы граждан. Он был ее принцем из сказки, Че Геварой и при этом олицетворял животное мужское начало. Все в одном лице. Ей было достаточно просто увидеть его, и она чувствовала, как наливается соками ее вагина. У нее не было детей. Он был ее любовником, сыном, братом и товарищем по борьбе. Она сама стояла в пикетах напротив суда, когда решался вопрос о его экстрадиции в Россию, она выступала на телевидении в ток-шоу, где объясняла, почему Британия, если в ней еще сохранилась хоть капля уважения к себе, должна предоставить Аслану политическое убежище. «Правда ли то, что говорят о ваших отношениях, Пэт?» – спросила ее ведущая. «А что говорят о наших отношениях?» – «Что они носят интимный характер». – «Конечно, я должна была бы ответить, что мы просто друзья. Так велит политкорректность, которая постепенно заменяет в нашем обществе мораль. К черту политкорректность! Мы не просто друзья». Она сказала это так, что в студии зааплодировали. На следующий день в одном из таблоидов написали: «Не забудьте спросить ее в следующий раз, занимаются ли они анальным сексом». Если бы ее спросили, она бы ответила. Все ее обсуждали, и многие осуждали. Но она точно знала, что все задроченные британские жены завидуют ей. Это было счастьем.

И это было три года назад. Они все еще были вместе, точнее, она была с ним. За это время многое произошло. Были взрывы, был «Норд-Ост», был Беслан. После «Норд-Оста» она закричала на него первый раз. И он первый раз ударил ее. Это вообще был первый раз в жизни, когда кто-то ударил ее. Ей было больно и страшно. Ей казалось, что он хочет ударить еще раз и с трудом сдерживает себя. Она лежала на ковре, прикрыв лицо руками, и, по мере того как страх проходил, она осознавала, что кроме боли и страха испытывает еще что-то, непонятное, никогда не переживаемое раньше. Она поговорила об этом со своим психоаналитиком. Они совершили путешествие в ее детство, «сюжет которого разворачивался на фоне либеральных декораций 60-х годов». “Маке love, not war. All you need is love, we shall overcome”[6]. Как она относилась к своему отцу, воспринимала ли она его не только как отца, но и как мужчину? Наказывали ли ее подруг? Что они рассказывали об этом, какие чувства она испытывала? Хотела ли она, чтобы отец снял с нее трусики и ударил по попке? Рукой? Линейкой? Ремнем?

Первого сентября две тысячи четвертого года их отношения могли закончиться. Несмотря на всю либеральную, феминистскую и прочую дурь, Патриция была в целом нормальным человеком, и в этот день она испытала настоящее потрясение. Но, как оказалось, не меньшее потрясение испытал и Аслан.

Он приехал к ней домой ранним утром, бледный, еще более, чем обычно, небритый, и сказал, что ему нужен эфир. Она сказала, что готова быть рядом с ним. Он отказался. Первый раз он выступил публично не в ответ на ее уговоры. Законное правительство республики Ичкерия не имеет и не может иметь отношения к этому варварству. Мы не убийцы женщин и детей! Проклятие Аллаха на головы тех, кто организовал это чудовищное преступление.

Потом начался Ирак, и мир постепенно перестал проявлять интерес к судьбе маленького и непокорного народа Ичкерии. Патриция видела, как мучается ее друг своей невостребованностью, но ничем не могла ему помочь. Она убеждала его выступать на слушаниях в Европарламенте, давать пресс-конференции и, наконец, начать регулярно бриться, чтобы уменьшить сходство со сложившимся образом боевика «Аль-Каиды». Он слушал, покачиваясь в кресле, не отводя от нее сочные маслины глаз, иногда следовал ее советам, большей частью – нет. Чем был занят его день, что было в его начинающей седеть голове, кто были эти странные люди, с которыми он встречался? Все без ответа. Она боялась, что он сделает что-то, что может погубить не только его, но и ее. Она знала, что нужно все заканчивать, она принимала решение, и он чувствовал это своим звериным чутьем и во время следующей встречи неожиданно прижимал ее к себе, крепко обхватывал ягодицы, задирал юбку, резко разворачивал спиной к себе.