Шахматы без пощады: секретные материалы... - Виктор Корчной

Одновременно в Ванкувере игрался матч Фишер — Тайманов. Он закончился сенсационно: Фишер выиграл все шесть партий! Мало кто ожидал, что Тайманов устоит в матче против американца, но такого результата в современных шахматах не было давно. В Спорткомитете СССР решили наказать Тайманова. Наказывать за плохую игру выглядело бы смешно. Нет, Тайманова обыскали на границе. Обычно гроссмейстеров не проверяли. Но кто-то из его группы донес, что будет улов. У Тайманова нашли книгу диссидента Солженицына. А из подслушанного международного телефонного разговора узнали, что Тайманов везет доллары для передачи С. Флору от Макса Эйве. Простодушный Тайманов не заявил о наличии валюты на границе — их нашли! Тайманова исключили из сборной страны и сняли с него «стипендию». Бумага, где рассказывалось о преступлении и наказании Тайманова, была дана для прочтения всем гроссмейстерам, и все мы расписались, что узнали о дисциплинарном взыскании и что усвоили урок.

Вскоре Фишер выиграл еще один матч со счетом 6:0, на этот раз у Ларсена. Таким образом, становилось ясно, что за шахматной доской Тайманов не слишком провинился. Но Тайманову это все-таки не помогло.

Шахматисты — сложные человеческие машины. Одним, чтобы быть уверенным в успехе, необходимо видеть в партнере приятеля, другим же — нужно обязательно злиться на соперника, и по ходу матча они не желают иметь с ним никаких отношений. К первой группе относится абсолютное меньшинство! Ко второй группе отношусь я сам. А есть еще одна группа, самая многочисленная.

Лицемеры, коварные люди, которые для вида поддерживают хорошие отношения с противником, дабы разоружить его. А уровень коварства зависит от артистических данных — по- видимому, почти все шахматисты обладают артистическими способностями. Спасский и Петросян были ведущими гроссмейстерами и, без сомнения, ведущими актерами.

К сожалению, я был психологически слабо подготовлен к матчу. При переговорах я шел на поводу у Петросяна, принимая все его условия. Ни в коем случае нельзя было соглашаться на проведение матча в Москве, где у Петросяна были как шикарная квартира в центре Москвы, так и прекрасная дача в ее окрестностях. Еще не сделав первого хода на доске, он уже выиграл у меня сражение.

В шахматном отношении я был вооружен до зубов. Новинки, подготовленные мной к матчу, прошли позднее проверку в крупных соревнованиях и были приняты на вооружение многими гроссмейстерами. Особенно я гордился, что в изъезженном варианте, игранном тысячи раз, мне удалось придумать новую идею уже на четвертом ходу! Со стороны Петросяна никакой специальной подготовки не чувствовалось. Поначалу я имел очевидное преимущество, но в нескольких партиях не сумел его использовать. Мы сыграли 8 партий подряд вничью. В народе шутили, что ни один из нас не хочет выигрывать матч, не желая встретиться с Фишером. Другие говорили, что еще не решено в Комитете спорта — кому выигрывать матч. На Западе тоже не верили, что матч играется всерьез. А я переживал, что не удалось довести до победы несколько хороших партий. И совсем расстроился, когда по-глупому проиграл 9-ю партию. Петросян выиграл матч и вышел на Фишера. Он уговорил меня принять участие в его подготовке к матчу с американцем. Нормальные отношения с Петросяном были в том случае, если я пропускал его вперед, а равных отношений у нас не было никогда. Две недели я посещал его подмосковную виллу. Перед отъездом на матч в Буэнос-Айрес Петросян настаивал, чтобы я сопровождал его. Вопрос этот обсуждался в Спорткомитете. Свой отказ поехать с Петросяном я аргументировал тем, что являюсь участником этого цикла соревнований претендентов, и мне неэтично быть тренером. И только в случае согласия Фишера я готов присоединиться к Петросяну. Кроме того, объяснял я, мне не всегда приятно смотреть на пассивную игру Петросяна, а тем более — нести за нее ответственность. В высших инстанциях не очень настаивали. Человек не хочет бесплатно съездить в Буэнос-Айрес?! Наверно, он прав — Петросяну против Фишера сам черт не поможет!

Петросян был, пожалуй, неплохо подготовлен к матчу и держался первые пять партий. В шестой Петросян позволил себе применить дебютную схему, которая принесла ему успех в решающей партии матча со мной. Фишер, конечно, эту партию знал. И без особого труда опроверг сомнительное дебютное построение. Следующие три партии Петросян тоже проиграл, и матч закончился.

По возвращении в Москву Петросян стал говорить и писать о каких-то потусторонних силах, которые, якобы, помешали ему играть. Единственный из проигравших Фишеру, он не был наказан властями за проигрыш…

В начале 90-х годов историки XX века стали говорить и писать о политическом застое в Советском Союзе, процессе, который, по их мнению, начался в конце 60-х годов. Особенно этот процесс, говорили историки, стал заметен в дальнейшие годы, одной из причин которого было то, что руководители страны с возрастом, с развивающейся старческой немощью, тем не менее, не уходили со своих постов, а бездеятельно ожидали естественной смерти и последующего пышного захоронения. По-видимому, застой коснулся всех сторон жизни страны: политической, экономической, культурной, спортивной. Затронул он и шахматы. Не буду называть имен. Пусть читатель сам решит — кого следовало бы назвать представителем застоя в шахматном мире… Но вот в конце года состоялся международный турнир в Москве. Победили Штейн и Карпов — по пять выигрышей, остальные ничьи. Уже этот результат свидетельствовал о начале деградации советской шахматной школы. Для сравнения — я выиграл шесть партий и получил специальный приз за наибольшее количество побед. Но я и проиграл шесть партий, и в итоге остался без денежного приза. Однако своим творчеством я был удовлетворен.

Вместе с одним из победителей турнира в Москве я поехал на рождественский турнир в Гастингс. Карпов играл там блестяще, но за два тура до конца я все же оказался неподалеку. Исход соревнования должна была решить партия между нами. Я ее выиграл, на удивление, даже без особого сопротивления со стороны своего сверхчестолюбивого противника. Теперь перед последним туром я опережал Карпова на полочка. У меня была партия черными с Найдорфом, у него — белыми с Марклендом. Очевидно, он опасался, что я буду готовить Маркленда, поэтому в дебюте он избрал систему, которую раньше не применял. Я сыграл вничью, а он отложил несколько лучший эндшпиль. Помочь Маркленду? Я вспомнил подвиги Петросяна — его работу против Таля в 1959 году, против Кереса в 1962-м… Нет, у меня своя гордость! Пока Карпов за стеной анализировал свою позицию, я нарочно шумел у себя в комнате, давая ему понять, что меня сейчас, кроме музыки, ничто не занимает. Партию он выиграл; мы разделили первое место.

Послесловие к главе

Двадцать лет спустя после описываемых событий Анатолий Карпов высказался. В книге «Сестра моя Каисса» (Нью-Йорк, 1990) он заявил, что матч Петросян — Корчной 1971 года был решен заранее — в Спорткомитете СССР, и что за проигрыш матча мне было обещано участие в трех международных турнирах. Как прокомментировать это заявление?! Нравственно нечистоплотные люди искусно распространяют зловонные сплетни. Страдает в результате экология Земли…

Шахматы занимали в СССР совершенно исключительное положение. В стране, где, казалось бы, любая мысль находилась под контролем властей, шахматная мысль была одной из тех редких, которые не контролировались. По этой, именно этой причине А. Алехин предсказывал расцвет шахмат в Советском Союзе. А вот как пишет об этом феномене искусствовед, дочь И. Болеславского Татьяна: «Шахматы… давали играющим в них иллюзию независимости. По крайней мере, во время партии ты был хозяином положения. Вот почему в зажатой тисками идеологии стране интеллигенция так тянулась к шахматам. Государство так и не заметило эту, таящуюся в шахматах, силу независимости и сделало их предметом национальной гордости». («64 ~ Шахматное обозрение» № 9—10, 1994.)