Шахматы без пощады: секретные материалы... - Виктор Корчной

В 1972 году мне довелось участвовать в съемках в профессиональном кино. Фильм этот был о шахматах, назывался «Гроссмейстер». Я играл тренера паренька, который стал гроссмейстером. Фильмов о шахматах тогда совсем не было, сам факт его появления радовал. Но сценарий был слабеньким. Актеры говорили, что я оказался лучшим по исполнению в фильме — небольшой комплимент для профессиональных артистов, меня окружавших.

Судя по моей шахматной игре, пора было менять профессию. В то время я увлекался астрологией; звезды говорили, что у меня наступила положительная полоса. Однако в действительности в каждом соревновании мне приходилось очень мучиться. В рамках соревнования СССР — Югославия я играл небольшой матч с М. Матуловичем. Поначалу я этот матч проигрывал. Пришлось на нервах выиграть две последние партии, чтобы победить. Турнир IBM в Амстердаме с легкостью выиграл Полугаевский. Чтобы не ударить в грязь лицом, мне пришлось на финише выиграть пять партий подряд! А наука утверждает, что нервные клетки не восстанавливаются…

Вспоминается и такое соревнование 1972 года — чемпионат СССР по блицу. 20 гроссмейстеров играли пятиминутки, двухкруговой турнир в течение двух дней. Игра проходила в Москве на стадионе «Динамо». Нужно было доехать до стадиона на метро или троллейбусе, а потом пройти метров 800 вглубь стадиона. На второй день я чуть-чуть опоздал к началу. Пришлось вспомнить молодость и бежать эти 800 метров. Я примчался в зал в 17 часов 3 минуты. Предстояло играть черными с Холмовым. Мои часы шли, у меня оставалось две минуты. Удивительная пунктуальность! Не так часто подобная точность наблюдается в городе Москва… Я сделал ничью. В итоге турнира первое место разделили Карпов и Тукмаков. Я поделил третье место, кстати, с Холмовым.

Олимпиада в Скопье 1972 года. Очень трудно складывалась игра у меня, да и у всей советской команды. Борьба с венграми и югославами шла очко в очко до самой последней минуты последнего тура. Я выступил неплохо, но два раза мне страшно повезло. Болгарин Трингов в ничейном положении забыл положить запись партии вместе с записанным ходом в конверт. А в матче с Кубой неопытный судья не понял, что я на сороковом ходу просрочил время, и велел Сильвино Гарсия записать ход. При доигрывании я выиграл ту партию. А может быть, в моем везении решающую роль сыграли звезды?! В последнем туре Олимпиады я обыграл румына Чокылтя. Он жаловался потом, что я страшно бил по часам. Ничего не помню, не нарочно это было. Страшное напряжение — мое, да и всей команды — отразилось на моем поведении…

Бледно играл я и на Мальорке, хотя и сумел разделить первое место с О. Панно и Я. Смейкалом.

Преследуемый неверием в свои силы, я решил сыграть в первенстве Ленинграда. Никогда еще, начиная с юношеских лет, я не играл в чемпионате города так слабо. Я был разгромлен в пяти партиях, набрал лишь 50 % очков!

До важного турнира — межзонального — оставалось 4 месяца. Я приступил к интенсивной подготовке, где шахматный тренинг занимал ничтожную часть. Как и 18 лет назад, я отправился на отдых, бросил курить, занялся спортом. Чтобы успокоить нервную систему, избегал всяческих контактов с людьми — все для того, чтобы улучшить работу мозга. Накануне турнира я все-таки поработал недельку со своим тренером Осносом. Сосонко к тому времени уже эмигрировал из СССР.

Межзональный 1973 года в Ленинграде. Принудительная жеребьевка. Во избежание «сплавов» советские играют между собой в самых первых турах. Это испытание я прошел блестяще, набрал 4 очка из 5-ти. Вспоминается партия с Талем. В тот день я чувствовал себя немножко уставшим. Когда он сделал один неточный ход, я предложил ему ничью. Он счел мое предложение признаком слабости и отклонил его. За первым неудачным ходом Таля последовали другие. В трудном положении Таль робким голосом предложил ничью, но было уже поздно… Потом мощной игрой я обыграл еще нескольких конкурентов. Однако Карпов, который столь сильной игры не демонстрировал, а полагался скорее на везение, перед последним туром оказался вровень со мной. В последний день Карпов и я играли белыми; он — с Торре, я — с Хюбнером. Я предложил ему сделать ничьи обоим, но «шансовик» Карпов отказался. Он и я — мы выиграли свои партии. Наряду с турнирами 1968 года я причисляю этот межзональный к числу своих лучших достижений в жизни.

Очередное первенство Европы проходило в Бате. Накануне отлета в Англию в номере отеля «Россия» умер Леонид Штейн. Инфаркт — профессиональная болезнь шахматиста. Гроссмейстер в борьбе — это клубок нервов. В то же время он должен быть невозмутим и тверд. На моей памяти скончались от сердечного приступа Симагин, Керес, Багиров…

На поездке шахматистов в Англию заострило свое внимание КГБ. С командой вместо тренеров поехали «соглядатаи». Гроссмейстер Антошин всем своим видом показывал, что он здесь не для низменных занятий шахматами. Была переводчица. 8 лет спустя она попросила политическое убежище в Швейцарии. Длительная служебная командировка, понял я, — КГБ расставляло долговременную шпионскую сеть в Европе, используя для этого все пути, как легальные, так и нелегальные. Были еще два «виртуоза». Вся четверка внимательно следила за нашим времяпрепровождением, вмешивалась в наш режим, старалась собрать побольше материала о наших взаимоотношениях. Меня раздражало их поведение. Я задумал расплатиться с этой группой за докучливую опеку. И случай представился.

По возвращении в Москву команду всегда собирали в Спорткомитете. Выступал руководитель команды с рассказом о наших успехах, затем говорил зам председателя Комитета. Потом задавали вопрос: кто еще хочет добавить. Шахматисты обычно только мычали в ответ. Встреча заканчивалась. На этот раз на предложение «добавить» я встал и произнес заготовленную речь. Я сказал, что шахматистам, изъездившим весь мир, нужно доверять или не посылать их совсем. Что поехавшая четверка только мешала нам работать. А там, где они были нужны — вот там их не было! Я рассказал, как в последний день перед отъездом я давал сеанс в Лондонском Сити. В круг вошел человек с конвертом в руке и попросил передать письмо советскому послу в Лондоне. «Свободу советским евреям- заключенным!» — вскричал он напоследок. А где они были, эти четверо?! (Где-где? По магазинам, конечно, побежали…)

Собственно, я раскритиковал работу Комитета, осудил формы и методы работы КГБ. Таких вещей в СССР не прощали никому! Пока я был претендентом на мировое первенство, со мной не могли расправиться. Но, как я уже говорил, у КГБ слоновья память, они вскоре мне это припомнят!

В 1973 году была реформирована система проведения первенства СССР. Организовали высшую и первую лиги. И суровый отбор — нижняя половина участников высшей лиги на следующий год спускалась в первую лигу. Высшая лига 1973 года оказалась одним из самых сильных турниров в моей жизни. Сильнее практически (не по рейтингу, а по реальной силе) даже турнира претендентов 1985 года в Монпелье. Кошмар, а не турнир! Можно было играть неделю за неделей и ждать мига удачи — борясь за победу в каждой партии и не выигрывая. Через это испытание прошли и Керес, и Таль, и Смыслов, которые так и остались в минусовой зоне. Мне повезло — в середине турнира удалось выиграть три партии подряд. Я разделил второе место с Карповым, Петросяном, Полугаевским и Кузьминым. Выиграл турнир Спасский. Это был спортивный подвиг. Мне показалось, что он надорвался: отдал всю энергию, без остатка. Колоссальный успех! Но последний в жизни….