Резиденция. Тайная жизнь Белого дома - Кейт Андерсен Брауэр
Шрифт:
Интервал:
В сутолоке и стрессе переезда уходящим первым леди случается уделить себе спокойные минуты утром в день инаугурации. «Трудно сказать, какие мысли проносятся у них в голове», – задумчиво говорит Кристин Лимерик. Леди Берд Джонсон писала в своих мемуарах, как ранним утром в день инаугурации – своего последнего дня в резиденции – она бродила по второму и третьему этажам в халате с чашкой кофе в руке. Немногим более пяти лет назад они с семьей переехали в Белый дом, погруженный в траур. Вечером 7 декабря 1963 года, сразу после отъезда Джекки Кеннеди, Леди Берд была растрогана до слез запиской, которую ей оставила первая леди. «Добро пожаловать в твой новый дом, Леди Берд. Помни – здесь ты будешь счастлива», – написала Джекки. При воспоминании об этом чувство скорби тех первых нескольких месяцев вновь напомнило о себе.
Она постояла в Желтом овальном кабинете и в Гостиной Линкольна, стараясь в последний раз проникнуться их богатым историческим прошлым. Она говорила свое «последнее прости» месту, которое называла домом в течение стольких лет. «Отчасти это была потребность убедиться, что мы не забыли ничего из личных вещей, но в гораздо большей степени я хотела просто стоять и впитывать атмосферу», – писала она.
Леди Берд заглянула в комнату своей дочери Люси, заваленную полупустыми сумками и коробками, затем полистала гостевую книгу с перечислением всех, кто побывал у них за эти годы. Поднявшись в Солярий, она изумилась тому, как изменился он без мебели. «Его характерные черты исчезли – теперь он выглядел пустым и холодным. А какой живой и веселой была эта комната – цитадель молодых!» На государственном этаже она ощутила легкий аммиачный запах – горничные, буфетчики и практически весь остальной персонал резиденции уже готовили ее к появлению Никсонов.
Во время инаугурационного парада персонал выполнял необычную задачу. Уходящий президент был большим любителем теленовостей и заполнил Белый дом телевизорами. По словам Брайанта, Линдон Джонсон восседал как король перед четырьмя телевизорами и смотрел на себя. «Так и сидел, иногда отпуская комментарии, переключая звук с одного телевизора на другой, а то и включая все вместе на полную громкость». Ричард Никсон, напротив, был известен своей нелюбовью к этому виду СМИ, и после его избрания персоналу было поручено убрать большую часть телевизоров. Их выносили, хотя работникам очень хотелось хоть краем глаза увидеть телетрансляцию инаугурационного парада.
Позднее тем же утром президент Джонсон и вновь избранный президент Никсон вместе отправились на Капитолийский холм, а Леди Берд поехала в одной машине с Пэт Никсон. Отъезжая, она увидела в зеркале заднего вида, как метрдотель Джон Фиклин и буфетчик Уилсон Джерман наблюдают за отъездом Джонсонов. Она послала им воздушный поцелуй. Осознание того, что в следующий раз она окажется в полюбившемся ей Белом доме лишь в качестве гостьи, сжало ей сердце.
«Требования секретности, преданности – не столько личной преданности первому лицу, сколько преданной службы – и конфиденциальности распространяются на всех, вплоть до самых низов. Атмосфера в доме была бы непереносимой, если бы президенту пришлось видеть в каждом из слуг потенциального соглядатая; он должен воспринимать их верность как нечто само собой разумеющееся. О государственных и личных тайнах не кричат во всеуслышание, но в доме, где секретная информация обсуждается ежедневно, какая-то ее часть может достигать ушей даже самых мелких служащих».
«Вопрос: Почему так мало ваших фотографий? Ответ: Потому что я знал, где были камеры».
«Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу» – подобным образом работники резиденции обычно реагируют на просьбу поделиться подробностями частной жизни президентской семьи. Если у них есть какая-то общая черта, то это умение молчать, особенно в случае, если человек продолжает работать. Единственным из нынешних работников резиденции, кто был готов рассказать о своем опыте, был Джеймс Джеффрис; ушедшие на покой сотрудники обычно предваряли свое согласие поделиться воспоминаниями несколькими категорическими отказами, а некоторые из них отчаянно пытались представить в выгодном свете неприятные или неоднозначные ситуации. На страницах этой книги представлено только то, что они сочли возможным обнародовать, и почти каждая история свидетельствует о тщательности и осторожности, с которыми эти люди делились пережитым. Тем не менее их воспоминания позволяют приоткрыть завесу тайны и получить новое, иногда шокирующее представление о личностях жильцов президентской резиденции.
Буфетчики, горничные и камердинеры стоят ближе к президентской семье, чем кто-либо еще. А упорное стремление сохранить доверие, которым их облекают первые лица, делает этих людей крайне закрытыми собеседниками. Они первые, кто видит членов президентской семьи утром, и последние, кто видит их поздним вечером. Эти работники резиденции, наряду с немногими другими (например, личными поварами), имеют возможность наблюдать президента и первую леди как мужа и жену, которые ссорятся, смеются, плачут и служат друг другу самыми надежными советчиками. Не приходится сомневаться, что все эти работники будут хранить до гробовой доски огромное количество секретов.
Один из показательных примеров значения персонала для сохранения конфиденциальности исходит не от работников, а от члена президентской семьи. Рон Рейган вспоминает, как навещал родителей в период дела «Иран-контрас», еще до того, как сотрудники администрации его отца признались в организации тайных продаж оружия Ирану и использовании полученных денег для нелегального финансирования никарагуанских повстанцев-контрас. Сын президента, которому тогда было под тридцать, был поражен откровенностью родителей в присутствии прислуги. В тот вечер они поужинали в Семейной столовой на втором этаже, после чего переместились в более неформальную Западную гостиную с огромным полукруглым окном от пола до потолка. Там младший Рейган стал пытать своего отца по поводу дела «Иран-контрас».
«В какой-то момент я несколько разгорячился, – говорит он, – и вдруг сообразил, что я отчитываю отца в присутствии человека, который стоит здесь с подносом пирожных. И я сразу же: «Господи, что я делаю!» – то есть делаю это публично». Но затем он с изумлением сообразил, что присутствие слуг «судя по всему, никак не заботило» его родителей. «Персонал не болтлив настолько, что никому и в голову не приходит волноваться по поводу того, что кто-то побежит рассказывать истории газетчикам». Подобная сдержанность совершенно необходима, рассуждает Рейган-мл. Если бы президенту приходилось беспокоиться о том, что персонал заговорит с прессой, то «жизнь там была бы почти невыносимой. У тебя должно быть укромное место, где ты не будешь объектом постоянного пристального внимания».
Для достижения такого уровня взаимного доверия может потребоваться время, и у каждой администрации есть свои особенности. Каждый работник понимает, когда президентская семья начинает доверять ему, говорит главный швейцар Гэри Уолтерс. Для самого Уолтерса любимый момент работы с новой администрацией наступает, когда президент называет его по имени.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!