The Transformation of the World: A Global History of the Nineteenth Century - Jürgen Osterhammel

в России опубликовало документы из царского архива, а в 1919 г. устав Лиги Наций запретил заключение тайных договоров.

Новым элементом международных отношений, а точнее, возрожденным во второй половине XIX века, стала личная встреча монархов, часто проходившая с большой помпой и обстаятельствами. Наполеон III, Вильгельм II, Николай II потворствовали таким встречам и устраивали их для новой массовой публики, но глобального сияния от них не исходило. Монархи не посещали даже свои колонии, хотя Вильгельм II в 1898 г. успел побывать в османской Палестине. В 1911-12 годах Георг V стал первым британским монархом, совершившим поездку в Индию, чтобы через год после вступления на британский престол короноваться как император Индии. Встречи с неевропейскими коллегами имели раритетное значение. Ни один европейский правитель никогда не видел вдовствующую императрицу Китая Цыси или тэнно Мэйдзи, который в 1906 г. был торжественно награжден орденом Подвязки как почти обычное продолжение подписания англо-японского союзного договора в 1902 г. Восточные правители вынуждены были отправляться в Европу. В 1867 г. Абдулазиз (1861-76 гг.) создал прецедент для османского султана, совершив шестинедельную поездку в христианскую Европу по случаю Всемирной выставки в Париже, главное значение которой заключалось в том, что в составе делегации находился его племянник, будущий султан Абдулхамид II (гораздо более весомый правитель), получивший впечатления, которые оставили в нем глубокий след. Делегация была лично встречена Наполеоном III на Лионском вокзале, позже она встретилась с королевой Викторией в Виндзорском замке, посетила дворы Брюсселя, Берлина и Вены. В 1873 г. шах Насир аль-Дин (р. 1848-96) стал первым иранским монархом, посетившим земли неверных. Сиамский король Чулалонгкорн совершал поездки в Европу в 1897 и 1907 годах, встречался с королевой Викторией и многими другими правителями. Его политическая цель состояла в том, чтобы поднять символическое значение своей страны в глазах европейцев, и для этого он оказывал ряд почестей своим хозяевам. Однако он был весьма огорчен, когда англичане не ответили ему взаимностью, наградив его орденом Подвязки.

Несколько более плотными были межкультурные связи между другими членами императорских и королевских семей. Королева Виктория, возможно, и не поехала в Индию, но вместо нее это сделал наследный принц Эдуард (будущий Эдуард VII). Императрица Евгения отправилась на своей роскошной яхте на открытие Суэцкого канала в Египте. Чулалонгкорн отправил двух из своих многочисленных сыновей на обучение в Прусскую военную академию. Династии Цин было приказано отправить принца в европейские столицы в качестве искупления за Боксерское восстание. А в 1905 году Вильгельму II удалось очаровать японских кронпринца и принцессу. Международная коронация оставалась делом Европы: Новый Свет лежал вне ее орбиты, тем более после того, как в 1889 году бразильцы сместили императора Педру II и превратили свою страну в республику. Но не далее как Теодор Рузвельт серьезностью своего поведения дал понять, что американские президенты равны любым монархам на планете. Император Мэйдзи, окутанный церемониями и таинственностью, как и немногие его коллеги, за сорок четыре года своего правления, говорят, был впечатлен никем так, как невзрачным буржуазным героем Гражданской войны и бывшим президентом Улиссом С. Грантом. Подобных межкультурных встреч было бы больше, если бы от них можно было ожидать какой-то выгоды. Европейцы XIX века культивировали старый образ тупого и дегенеративного "восточного богатыря", пригодного только для оперетты. Пьеса Гилберта и Салливана "Микадо" (1885 г.) создавала образ фантастической Японии с вымышленным правителем, совершенно не похожим на энергичного и способного реального императора Мэйдзи. По европейским клише, османские султаны казались воплощением "больного человека Босфора". Клише также затушевывало достижения компетентных и просвещенных правителей, таких как Монгкут и Чулалонгкорн из Сиама или Миндон из Бирмы. Больше всего в Миндоне публику интересовала живописная деталь: то, что на протяжении десятилетий британские послы соблюдали предписанный обычай снимать обувь в его присутствии. Когда в 1875 г. правительство Британской Индии в Калькутте положило этому конец, это было равносильно отказу Бирмы от дипломатического признания. Обувной вопрос стал одним из оснований для аннексии Бирмы.

Отсутствие уважения к правителям отражало отсутствие уважения к их странам. Право наций, значение которого возросло после 1815 года, а с сороковых годов прошлого века разрабатывалось в основном британскими юристами и продвигалось британскими политиками, не обеспечивало защиту территорий за пределами Европы. Кроме того, она оставляла нерегулируемыми значительные территории, особенно на море. Так, капитаны китобойных судов, охотящиеся в одних и тех же районах, заключали между собой подробные соглашения, чтобы урегулировать конфликты по поводу обнаружения и окончательного владения добычей. Европейская экспансия XIX века склонялась к английской правовой модели протектората. Изначально это означало лишь передачу государством протектору функций заботы о своих внешних связях, но в колониальной практике это часто означало не что иное, как замаскированную форму аннексии. Эта юридическая форма была столь популярна, поскольку предоставляла стране-протектору все возможности для экономической эксплуатации, не налагая на нее бремени ответственного управления. До тех пор, пока ни одна третья сторона, ни одна другая колониальная держава, не выступала против установления протектората, международное право не могло ничего противопоставить этому. Нередко случалось так, что вопреки правовой доктрине протекторат объявлялся над сообществом, которое при всем желании не могло быть отнесено к категории государств.

На другом конце спектра государство может быть стерто с карты после нескольких веков существования, в течение которых оно обладало стабильной легитимностью, не уступающей большинству европейских государств. Когда в 1905 году Корея, имевшая непрерывную государственность с XIV века, была объявлена японским протекторатом, она выразила протест на Второй мирной конференции в Гааге (1907 г.) против такого ухудшения своего положения. Но президиум конференции даже не принял представителей Кореи, объяснив это тем, что считает Корею несуществующей страной. Реализация этой точки зрения была оставлена на усмотрение силовых структур. Японцы официально аннексировали Корею в 1910 году и сохраняли ее в качестве колонии до 1945 года. Тем не менее, решения такого рода, которые так часто принимались министрами или небольшой группой великих держав на международной конференции, постепенно становились предметом общественных дискуссий.

Уже стало общим местом, что 1815-1870 гг. были классической эпохой чистой игры за власть во внешней политике, которую вела узкая элита аристократов. Ранее на пути "реалистичной" внешней политики часто стояли династические соображения, а профессионализация дипломатии находилась еще в зачаточном состоянии. Впоследствии в качестве плебейских деструктивных факторов в дело вступили пресса и предвыборные настроения. Первый Наполеон, как и его великие противники Уильям Питт Младший и Меттерних, не допускал народ к принятию решений о войне и мире. Третий Наполеон играл на чувствах масс, инсценируя драматические кризисы и организуя колониальные