Белое дело в России. 1920–1922 гг. - Василий Цветков

Выделение Ростовско-Азовской епархии объяснялось не только запросами местного духовенства (об этом ходатайствовали 5 благочиннических округов Приазовского викариатства) или ростовского самоуправления, но и стремлением закрепить Таганрогский округ (оспаривавшийся Украиной еще с 1918 г.) в составе Всевеликого Войска Донского или под управлением администрации деникинского правительства. Выделение Кубанской епархии, очевидно, совпадало со стремлением утвердить автономный статус Кубанского края, а создание Сухумского викариатства предусматривалось в условиях общего политического курса белого Юга в 1919 г., направленного на укрепление позиций России в Закавказье и противодействие агрессивным акциям со стороны Грузии.

Подобные организационные перемены были вынесены, согласно правилам работы Собора, на обсуждение и заключение Совещания епископов. На его заседании все принятые постановления об изменениях в организации епархий Юго-Востока России были утверждены[661].

Последние заседания Собора были посвящены перспективам создаваемого ВВЦУ и усилению приходской работы. Тогда же было оглашено примечательное заявление членов Собора, в котором выражалось характерное для многих участников Белого движения мнение о путях развития отношений Церкви и белой власти. Автором заявления был проф. Верховской, отметивший, что «основные начала правового положения Православной Церкви в России, принятые Всероссийским Поместным Собором 2 декабря 1917 г., остались неосуществленными. Напротив того, в местностях, занятых советской властью, более или менее строго проведен декрет об отделении Церкви от Государства, введен гражданский брак и др. Между тем по мере освобождения занятых большевиками мест явится необходимость установить отношения Церкви и Государства на более культурных основаниях, а также ликвидировать тот нравственный вред, который нанесен теперь ненавистничеством ко всему религиозному в России. Это обстоятельство побуждает нас поднять вопрос о желательности образования особого Отдела Собора о правовом положении Церкви в России, коему вместе с тем поручить рассмотрение вопроса о способах защиты религиозной веры вообще от гонений со стороны воинствующего материализма в мире, так как ныне задача состоит не столько в защите свободы мысли и совести от какого-либо религиозного фанатизма, а, напротив, – в защите свободы веровать согласно велениям нравственного чувства и совести. Таковая свобода, … должна быть обеспечена гражданам во всяком культурном государстве и вообще в культурном мире»[662].

На заседаниях 22 мая 1919 г. Собором было утверждено Положение о ВВЦУ. В первом же пункте проекта определялось, что «Высшая Церковная Власть на Юге России действует временно до установления правильных связей с Святейшим Патриархом и Священным Синодом. По сравнению с проектом, обсуждавшимся в Предсоборной Комиссии, проект, представленный на обсуждение епископского совещания и утверждение Собором, содержал несколько дополнительных пунктов. В частности, более четко было определено положение Управления применительно к возможности исполнения полномочий «Высшей Церковной власти». В окончательном проекте отмечалось право ВВЦУ «разрешать все те дела, которые подлежат ведению и решению Святейшего Патриарха (упоминание Святейшего Патриарха было вычеркнуто и перенесено в окончание фразы), Высшего Церковного Совета и Священного Синода (было приписано «с возглавлением Патриарха»)».

Окончательная формулировка выглядела так: ВВЦУ «ведает и решает все те дела, которые подлежат ведению и решению возглавляемых Святейшим Патриархом Священного Синода и Высшего Церковного Совета». На этом основании, в частности, ряд современных исследователей делают вывод о том, что ВВЦУ «с самого начала своего возникновения оказалось не временной вспомогательной мерой, а вполне самостоятельной реальной альтернативой патриаршей власти, органом реально правящим на подвластной ему территории». Думается, однако, что столь категоричное утверждение об «альтернативности» ВВЦУ Святейшему Патриарху нуждается в дополнительном обосновании.

В Положении особо отмечалось, что «в тех случаях, когда Председателем ВВЦУ будет признано, что постановленное решение не соответствует пользе и благу Церкви, ему предоставляется право протеста, и в таковом случае дело отлагается до решения его Святейшим Патриархом или Поместным Собором». Подтверждалось, что дела «о канонизации Святых, об образовании новых епархий и наградные» из ведения ВВЦУ исключаются (образование новых епархий на Юге России произошло решением Собора, которое было утверждено епископским совещанием, а не единоличным решением ВВЦУ, которое до начала работы Собора только проектировалось). Исключения в награждениях допускались только к клирикам, а награждение епископата было решено «оставить до восстановления связи с Патриархом». Тем самым возможность канонических правонарушений исключалась, ВВЦУ должно было заниматься насущными организационно-правовыми вопросами, и говорить о потенциальной опасности «раскола» между Москвой и белым Югом не приходилось. Каноническая правомерность была обеспечена (как считалось) «приглашением» в его состав «всех Епископов, пребывающих на территории занятой ВСЮР». Пункт о «местопребывании» был скорректирован, в смысле «определения его самим Управлением, по соглашению с Главнокомандующим ВСЮР» (прежний пункт предусматривал обязательное местопребывание в «месте расположения высших военных и гражданских учреждений»). ВВЦУ переводилось на содержание бюджета, его члены получали «содержание из окладов, принятых в Добровольческой армии»[663].

В условиях часто менявшейся линии фронта и в связи с переходом под контроль ВСЮР летом – осенью 1919 г. новых территорий Юга и Центра России, считалось важным разрешить вопрос об организационном подчинении епархий и викариатств, центры которых оказывались за линией фронта. Здесь было решено, что «в случае освобождения от врага (это слово заменило первоначальное – «от большевиков») территории, не могущей сноситься со своей епархиальной властью, ВВЦУ поручает эту территорию попечению соседней епархии». Отдельным пунктом предусматривалась возможность подчинения Управлению епархий Украины, хотя и без указаний на ограничение их автономных прав: «В эти области могут войти и епархии Украинской Церкви, автономия коей была признана Всероссийским Священным Собором, при том условии, что как только военные обстоятельства не будут тому препятствовать, Украинская Церковь восстановится в правах, дарованных ей Всероссийским Поместным Собором»[664].

Следует отметить, что проходивший в октябре – ноябре 1918 г. в Киеве Всеукраинский Церковный Собор (на нем участвовало более 400 делегатов) многими рассматривался в качестве своего рода предшественника, аналога Юго-Восточному Собору. Председателем на Соборе был митрополит Антоний (Храповицкий), и в его работе участвовали главы всех епархий, оказавшихся в пределах Украинской Державы Гетмана П. Скоропадского. По мнению митрополита Антония, данный Собор был в какой-то степени «уступкой духу времени», когда для того, чтобы избежать «самостийности» и полного государственного и, возможно, канонического раскола (к этому стремились представители т. н. Украинской Церкви во главе с архиепископом Алексием (Дородницыным), следовало согласиться с максимально допустимой автономией.