Удивительные истории о любви - Андрей Гуртовенко

обрушил всю защиту Майи. История с голубем – это так, гребешок над водой. Но Майя знала, что под гребешком – громадный жирный монстр, и он покажется в следующий раз. Сможет ли Майя исходить из правил, не предназначенных для людей? Или пришло время отступить и признать, что ей шах и мат?

21 августа

Стар он стал. Победа в полуфинале ежегодного коммерческого турнира в Австрии отняла у Игоря Ивушкина все силы. И вот финал. Черно-белые клетки расплываются перед глазами, темные фигуры его войска норовят сбежать не только с клеток – со стола. В голове туман. Сегодня ночью Ивушкин не спал. Как настоящий старик, всю ночь пялился в окно и давал волю воспоминаниям.

Он вспоминал, как познакомился с Майей, время, когда она стала его женой. Как обещал ей однажды сгоряча выиграть этот турнир и свозить на выигранные деньги в кругосветное путешествие. Сперва это путешествие виделось им как путешествие молодоженов, которым нужны только дикий пляж да спальня, потом как увлеченных путешественников, жадных до развалин, дворцов и труднодоступных горных вершин. Сейчас, пожалуй, будет достаточно комфортабельного корабля с хорошей кухней и неспешных прогулок на остановках в незнакомых странах.

Сегодня двадцать четвертая попытка выиграть турнир. Возможно, последняя. Стар он стал. Ивушкин опережает Майю в квесте по жизни на двенадцать лет. А еще он начал опасаться оставлять Майю одну. Возвращаясь, каждый раз находит ее исхудавшей, измученной, с запавшими глазами. В прошлом году и вовсе обнаружил в больнице с сотрясением мозга. Ивушкин знает, что Майя переживает за него, за победу. Не из-за выигрыша. Ты не можешь не выиграть, ты умнее их всех. Тебе просто не везет, но рано или поздно эта несправедливость будет исправлена.

Когда идет турнир, она не смотрит новости и выключает телефон. Когда Ивушкин возвращается, соседи жалуются, что Майя без него ходит босиком по улице, перестает следить за собой и здороваться. А еще – мучает кота, оставляет голодным на целый день, и бедняга истошно мяукает часами в пустой квартире. Ивушкин не знает, как к этому относиться. Майя встречает его всякий раз взглядом, полным любви. Все равно ты лучший в шахматах, говорит она, обнимая его и плача. И все знают, что ты лучший. В следующий раз непременно выиграешь, я тебе обещаю. Год за годом она продолжает верить в него.

Ивушкин пытается сосредоточиться на шахматной доске. Сегодня ему достаточно сыграть вничью, чтобы победить. Так Ивушкину не везло за двадцать четыре года на этом турнире ни разу. По правде сказать, ему отчаянно не везло все эти годы, не зря его называют самым невезучим шахматистом.

Соперник – молодой, лет тридцати, Туровский (отличная фамилия для шахматиста) – волнуется. Понятно, в этом году призовой фонд – сто тысяч долларов. И Ивушкин как никогда близок, чтобы взять его.

Он ставит коня на f6. Туровский отвечает предсказуемо. Сделав ход, смотрит-не-смотрит на Ивушкина, сжимает губы и кулаки, золотой перстень вспыхивает на толстом указательном пальце. С такими толстыми пальцами ему бы в солдаты идти или строители.

Игра близится к концу. Так – пешку на f5, перекрыть слона Туровского. Ивушкин тянет руку и вдруг, как это в последние дни случалось не раз, в глазах его темнеет, будто он резко поднялся с корточек. Через мгновение приходит в себя. В зале – гнетущая тишина. Ивушкин глядит на доску – его рука по ошибке переместила не пешку на f5, а короля на g7.

Туровский передвигает ферзя на h7. Шах и мат. Ивушкин проиграл. Он слышит, как у противника часто-часто бьется сердце. Или это так стучит его собственное?

Иван Бескровный

Убью ее под Питером

Для Ю.

I

– Почему ты работаешь посреди дня? – спрашивает. – «Таксисты любят ночь!» – хлопает дверью позади меня и хохочет. – Постоянно это слышу!

– Сверхурочно, – говорю.

– А я в Питер! Догадался? Ленинградский вокзал же. Вот это я работку выбрала, да? Даже не пообедать. Ты обедал?

– Нет еще, – отвечаю и выруливаю на Покровку; на Ленинградском я за ночь был раз пять. – Тебя отвезу и поем.

Пытаюсь разглядеть ее в зеркале заднего вида. Внешность у нее не модельная, она даже не симпатичная. Но как будто кем-то и кому-то сделана на заказ. Ручная работа. Не идеальная, конечно, пару раз у создателя точно дрогнула рука. Где-то в области подбородка и ушей. Но в конечном счете – работа такая всего одна. Единственный экземпляр какой-никакой, и в моем такси.

Стараюсь поменьше смотреть назад.

– Зато работа интересная. Это ведь важно? Когда интересно? Важнее денег, я думаю. И ничего, что мотаться каждую неделю. В движении всегда интереснее, чем на месте, согласен?

– Конечно, – говорю, а она хохочет.

– Ты вообще круто можешь! И едешь, и сидишь!

Молчу на это. Мы уже на Садово-Спасской.

Вообще как таксист лучше других я точно умею делать вот что: выполнять, не задумываясь, все, что не относится к вождению. Обедаю, говорю по телефону, ругаюсь, даю бессмысленные ответы и комментарии. Так вот едешь, а в голове может происходить чёрт-те что. Любая потусторонняя чушь.

Только с Ксюхой не так. Когда она начинает что-то говорить, меня всерьез передергивает, и уже ни о какой дороге или чем-то еще думать не могу. Слушаю и стараюсь поймать ее отражение в зеркале.

– Можешь особенно не торопиться. У меня поезд только через полчаса. Кажется, кажется… – тыкает что-то в телефоне. – Ну да, 14:25, Ленинградский. Успеваем. А командировки в Питер – это даже очень хорошо. Ты был в Питере?

– Нет еще, – говорю и закладываю на Академика Сахарова; «ловлю» ее позади.

– Эх ты, как же так?! Давай, – говорит, – как только потеплеет, сразу в Питер! Не пожалеешь!

А сама в легком желтом платье. Куда в таком в Питер посреди весны? Все в куртках вон. А вообще мне наплевать. Хотя бы потому, что все это отвлекает меня от вождения. Очки ее, например. Те так вообще последний аксессуар, довершающий уродство этого мира. Не могу не смотреть на них!

– Поможешь мне донести сумку до перрона? – спрашивает.

Киваю; паркуюсь у Ленинградского вокзала.

– Не тяжело? Ты мне только до перрона помоги, – говорит. – Через все эти, знаешь, рамки и ленты, – смеется; маленькая дамская сумочка похлопывает ее по бедрам. – Однажды такая лента выплюнула мой чемодан на целый метр. Он кувыркался полвокзала!

– Так на метр или полвокзала?

– Представляешь?! – смеется.

Проходим несколько рамок. Она задерживается у расписания поездов. Я