Шоколад для египетского парикмахера - Анна Сызранова

— Отвернись, пожалуйста! — сказала я нежданному посетителю и рукой, для верности, показала ему сторону, куда стоит смотреть.

К моему удивлению, человек в маске прижал руку к сердцу, с трудом встал и отвернулся к балкону. Я без помех развязала все тесемочки и положила мокрый холодный купальник в рюкзак, к деньгам. Хорошо, что справа был шкаф, из него я левой рукой достала майку и быстро натянула.

— Все, оборачивайся! — Мубарек обернулся. Я протянула ему рюкзак и приветливо улыбнулась:

— Забирай! — тут мне пришла в голову отличная идея, я развязала мокрый узел парео и накрыла им рюкзак:

— Держи, так будет незаметнее! И — все — уходи, давай, ребенка мне еще разбудишь.

Товарищ в маске и рюкзаке послушно взял то, что я ему дала, и что-то опять неразборчиво сказал. Потом протянул свою ношу мне. Я разозлилась и принялась жестикулировать — говорить громко я не могла из боязни разбудить малышку Зойку:

— Давай уже, иди отсюда, — махала я руками в сторону двери, — отдай, сам знаешь кому, только меня в покое оставьте, вы мне и так весь отпуск испортили, понял?

Мандрагор только удивленно косился на меня — а поскольку я была в одних трусах от купальника и майке, ему было на что коситься.

— Все неси своим, — выпроваживала я человека в маске. Убивать меня он не собирался, тихо кивал и пятился к двери, поэтому, когда он ушел, я почувствовала нечто похожее на полет. Ура! Я больше ничего никому не должна! Какое это счастье! Наша с Ромой ипотека на двадцать пять лет показалась мне подарком судьбы, свекровка — доброй феей, муж — прекрасным принцем, а я — молодец! Это стоило отметить, и подняла стаканчики с пола и побежала на балкон — переодеваться в запасной купальник, загорать и отмечать последний день в Египте по-своему — с любимой книжкой.

Десять дней — вполне достаточно для отдыха. Скучаю по друзьям, своей квартире. Зарядилась солнцем, как аккумулятор от устройства, наелась фруктов — меня теперь хватит на всю зиму. Наконец-то появилось ощущение, что восстановилась после того, как родила Зою. Довольна. Был какой-то странный звонок в номер, сказали, что я должна забрать у стойки отеля нечто, но я их английский не могу понять — уточню, как пойду мимо.

С этими мыслями проснулась в день отъезда. Предстояли сборы, которые организовала так: вывалила все имущество на пол номера и грустно ходила по нему, перешагивая через особенно крупные вещи. Чемодан стоял пустой, дети резвились, муж ругался. Спорили также свекор со свекровью за дверью. Я решила прогуляться до бара у бассейна, с целью укрепить нервы посредством кофе и коньяка. Сообщив всем, что окунусь «на дорожку», я вышла из номера.

Далеко не продвинулась, снять раздражение мне не дали — к сожалению. Только спустилась со второго этажа и направилась к бассейну, лавируя между зарослями фигурно подстриженного кустарника по выложенной камнем дорожке, как передо мной возникла странная фигура. Явно женская, невысокого роста, с головы до ног закутанная в черное покрывало. «Хиджаб» это называется, или «паранджа». Они даже купаются в нем. «Несчастные, угнетенные женщины Востока», — подумала я, и попыталась обойти справа преграждающую путь фигуру.

— Иглордсуит, — сказала женщина.

— Что, простите?

— Иглордсуит. Пароль. Давай.

И тут до меня дошло — это же город в Гренландии! Смотри-ка, Африка, а в курсе географии. Сейчас она должна мне сказать про иголку и гориллу, а потом… Потом я ей должна отдать бриллианты и деньги. Опаньки. Я же вроде бы все отдала вчера зеленому мужику. Что эта дама, от которой видны только глаза, от меня хочет? Может, милостыню, или чаевые? А женщина, подхватив меня под локоть, увлекла в чащу, на узкую тропинку, пролегающую между отелями — уединенному месту, по которому только мусорщики катают свои тележки.

— Давай. Пароль «Иглордсуит». Верни все! — приговаривала она мне приветливо, отводя в самый тенек. Мне в тень не хотелось, я мечтала собрать вещи и улететь из этой страны, поэтому упиралась и вспоминала все известные мне слова по-английски (с чего я взяла, что мне надо объясняться с незнакомкой на языке туманного Альбиона?)

— Hi! Stop! I have not you money and diamond! What do you want? Yesterday was man in green dress. I give all him. (Я надеюсь, что в переводе это звучало как: «Привет! Остановись! У меня нет денег и бриллиантов. Что ты хочешь? Вчера я отдала все человеку в зеленой одежде».)

Я бы еще долго упражнялась в английском, если бы дама, не затащив меня в достаточно темное местечко (если учесть, что вокруг было жаркое утро), не извлекла из складок своей одежды небольшой пистолет и на чистейшем русском языке не заявила:

— Где мои деньги, сука, и где мои камни? Отдай сейчас же, а то подохнешь, тварь.

Я настолько не привыкла общаться в подобной тональности, что на некоторое время замолчала, собираясь с мыслями. Еще пара секунд — и удалось бы, нырнув в свое глубокое спортивно-дворовое прошлое, достойно ответить псевдоегиптянке пятиэтажным матом (или волшебным пенделем), как вдруг со всех сторон раздался топот ног, шорох листьев окружающего нас кустарника, и на арене появились новые действующие лица:

Несколько египтян, напоминающих мне Марио и его друзей. Только в руках у Марио (царство ему небесное) был пакет с гостинчиком, а у этих были маленькие автоматики. Моя тетенька со своим пистолетиком сразу стала смотреться бледно на их фоне. Мужчины в количестве троих человек окружили нас с дамой (как выяснилось, русскоговорящей), и что-то грозно крикнули. Женщина в парандже, не прекращая направлять на меня пистолет, что-то крикнула им в ответ на их языке. Несмотря на страх (как вы хотели, в мой живот был направлен пистолет) я испытала острую зависть к происходящему. Потому что всегда мечтала знать несколько языков. А мне даже английский не удается выучить в объеме, позволяющем свободно на нем общаться.

Эти (посмотрите на них) переговариваются. Правда, на повышенных тонах, и пистолет тетки в хиджабе уже направлен не в мой живот, а в голову крикливого (белый пуловер в такую-то жару). Вожак смотрит на меня и кричит:

— Камен, доляр давай мине!

Рассказывать, кому и почему я отдала деньги с алмазами, уже нет времени. Раздается голос из громкоговорителя. Командуют отрывисто и непонятно, но я уже по привычке, почему-то жду, что скажут слово «Иглордсуит». Мое счастье, что все про меня забыли и вслушиваются в смысл слов. Поэтому я изо всех сил толкаю тетку в парандже (ее пистолет стреляет, начинают палить все остальные, и еще кто-то из-за кустов). Бегу — сквозь заросли колючек, папоротники, бугенвиллию — из тени к солнцу, от выстрелов — к мирному бассейну, у которого люди на лежаках лишь лениво оборачиваются на громкие хлопки, принимая их за фейерверки. За спиной рвутся гранаты и ездят танки. Меня никто не преследует, но я регулярно оглядываюсь на бегу, поэтому не замечаю, что впереди меня кто-то идет. Со всей силы и врезаюсь в него, не устояв на ногах, падаю на землю и… понимаю, что упала на Сашку Кирину!