Катья - Эмма Тополь

Я посмотрела на часы. Прошло уже больше получаса, Дэвид не пришел.

– Ларри, – попросила я примирительно, – пожалуйста, не торопи меня. Дай мне время, не пытай меня, не загоняй в угол. Не старайся анализировать, я все равно не могу тебе сказать, что со мной происходит. Я сама толком ничего не понимаю, но ты меня знаешь: я разберусь. Может быть, это возрастная хандра... или биологические изменения. Не знаю. Я впервые проживаю свои тридцать три года, у меня нет предыдущего опыта, а чужой, как известно, не учит. Я запуталась. Дай мне время. И не мучай себя! У меня никого нет, мои чувства к тебе, поверь, не изменились.

Эта ложь была необходима не только ему, но и мне. С другой стороны, в последней фразе содержалась правда. Я по-прежнему чувствовала к Ларри привязанность, родственную близость и нежность. Но страсть – и сейчас это стало мне особенно понятно – я испытывала к другому.

Он пристально смотрел на меня, несколько раз его брови удивленно вздрагивали, а уголки губ грустно опускались вниз. Никогда прежде я не видела его таким растерянно-печальным.

После длинной паузы он встал, подошел ко мне, поднял руку , чтобы погладить по щеке, но передумал, отвел ее за спину и тихо сказал:

– Хорошо, разбирайся... Только будь осторожна. И поторопись, жизнь ведь не такая длинная, как казалось раньше.

Он не спеша пошел к двери.

– Ларри, – позвала я.

Он повернулся с такой быстротой и с такой надеждой в глазах, что я снова почувствовала стыд.

– Спасибо, – единственное, что я пока могла ему сказать.

– Да брось ты! – он повернулся и тихо закрыл за собой дверь.

Поймать Дэвида и остаться с ним наедине становилось все труднее. У него часто менялось настроение, он исчезал на весь день, появлялся поздно вечером и сразу же шел к себе. Иногда, причем всегда неожиданно, появлялся в мастерской, набрасывался на меня, словно голодный волчонок, быстро и жадно насыщался первыми ласками, устало засыпал на мне, а я, чтобы не разбудить, боялась дышать, неподвижно лежала и благодарила судьбу за эти счастливые минуты.

О его пробуждении я догадывалась задолго до того, когда он делал первое движение. Внутри себя в какой-то момент я начинала чувствовать его желание. Оно крепло во мне, оживало, наполнялось жаром, словно отдельное существо. И это было так удивительно, потому что Дэвид продолжал спать. Но я знала, что через несколько минут он поднимет лохматую голову, посмотрит на меня заспанными потемневшими глазами и припадет губами к моим губам.

А я, измученная этими томительными и одновременно сладостными минутами ожидания, нежно прижму его все еще расслабленное тело к себе, в надежде, что этот миг будет длиться вечность...

Но Дэвид уходил. Я пыталась его остановить, заводила с ним разговоры о том, что, как мне казалось, ему будет интересным: о Бритни Спирс, Памеле Ли Джексон, «Бэк Стрит Бойз». О бейсбольных командах и игроках, о новых фильмах и кинозвездах. Все было бесполезно.

Я накупила кучу бульварных журналов, спортивных, для подростков, брезгливо читала их, чтобы в следующий раз вовлечь в беседу, но единственное, что иногда останавливало его – это моя обнаженная грудь. Хотя после нескольких часов любовных игр он откровенно пресыщался и смотрел на меня, как мне казалось, с отвращением. А иногда и со злобой.

В тот день, когда я его встретила с девчонкой, он появился в мастерской не через полчаса, а через три. Но я его ни словом не упрекнула. В этот раз, торопливо насытившись, он не уснул, как обычно, а тут же встал и начал одеваться.

– Ты ненавидишь меня? – поймав его раздраженный взгляд, спросила я.

Он промолчал.

– Нет, правда, скажи, как ты ко мне относишься? – я старалась, чтобы это прозвучало шутливо.

– Не думаю, что тебе понравится мой ответ, – Дэвид отвернулся от меня и наклонился в поисках кроссовок.

– Попробуй, – все так же весело попросила я. Но от дурных предчувствий стало грустно.

– Я тебя, – начал он резко. Затем остановился и глухо сказал: – Ты все равно не поймешь!

– Почему же не пойму? Я напрягусь...

– Отстань. – Он раздраженно завязал шнурок. – Раньше ты говорила, что терпеть не можешь выяснять отношения.

Теперь он стоял во весь рост, возвышаясь надо мной, одетый, а я лежала на кровати голая, специально не прикрываясь простыней.

– А я и не выясняю отношения. Просто хочу знать, как ты ко мне относишься.

Я согнула ноги в коленях и подтянула их под себя, откинувшись на подушке, как бы невзначай провела рукой по груди и бедру, потянулась к смятой простыне, чтобы прикрыться.

Дэвид неотрывно смотрел на меня. Похоже, моя нагота сбивала его с толку. Он застыл надо мной с кроссовкой в руке.

– Подойди ко мне, – попросила я. – Сядь.

Он послушно сел на кровать, я, неотрывно глядя ему в глаза, спросила:

– Ты ненавидишь меня?

– Иногда, – слабо выдохнул он. Его расширенные глаза были глубокими и печальными.

– Почему?

– Не знаю. Иногда... я чувствую, что если тебя не увижу, не притронусь к тебе – умру. А иногда...

– Что – иногда? – я не могла удержаться и потянулась к нему, чтобы погладить по щеке.

– Я тебя ненавижу! – Жар от его дыхания обжег меня. – Я не могу смотреть на отца. Я боюсь, что он со мной сделает, если узнает... А иногда мне кажется, что он обо всем догадался! Каждый раз я даю себе слово , что прихожу к тебе в последний раз. Но это... как болезнь. Я все время хочу тебя. Даже когда с другими девчонками.

– Ты спишь с ними? – Печаль снова подкатилась к горлу.

– Отстань. – Он повернулся ко мне спиной.

Не говоря больше ни слова, я ждала пока он оденется и уйдет.

Несколько дней после этого разговора я его не видела. Вначале это меня радовало. Я даже собралась уехать в Нью-Йорк и провести там остаток лета, до тех пор, пока Дэвид не вернется в Сан-Франциско. Но к вечеру третьего дня поняла, что обманываю себя. Никуда я не поеду, а буду, как последняя идиотка, терпеливо ждать, пока он снова не захочет меня и не постучит в дверь мастерской, как всегда, голодный, нетерпеливый и раздраженный.

Но он не появлялся. Я ждала его, моталась между мастерской и домом. Презирая и ненавидя себя, медленно двигалась на машине по улицам нашего городка в надежде его встретить. Но мальчишка с утра исчезал, появлялся поздно, стараясь не шуметь, пробегал трусцой через кухню мимо гостиной, где мы с Ларри в полном молчании смотрели телевизор, в несколько прыжков поднимался наверх и закрывался у себя в комнате.

В один из вечеров я не выдержала. Когда стрелка на часах в гостиной приблизилась к двенадцати, я раздраженно спросила:

– Тебя не интересует, где он шляется весь день?