Дело княжны Саломеи - Эля Хакимова

— Вам они не кажутся похожими? — вдруг спросил Тюрк.

— Молодые, сильные, красавицы, — пожал плечами Грушевский. — Посинение на деснах, кровоизлияние в глазных яблоках, под веками, ногтевые пластинки…

— Не то, — пробормотал Тюрк.

— Феня действительно умерла от отравления, только с чего вы взяли… — но Максим Максимович и сам уже заметил некоторое сходство в симптомах.

Тюрк откинул влажные еще волосы со лба княжны и достал свою неизменную лупу. Он стал тщательно осматривать лица поочередно княжны и Фени. Утомившись метаниями компаньона от одного тела к другому, принимавшими все более торопливый и нервный характер, Максим Максимович с досадой проворчал:

— Уж не надеетесь ли вы найти здесь подпись убийцы?

К его вящему удивлению, Тюрк ответил со всей серьезностью:

— Увы, нашел только одну букву…

Тюрк передал изумленному Грушевскому лупу. Теперь и Максим Максимович разглядел на правой стороне лба каждой из мертвых девушек метки — тонкие царапины в виде латинской буквы V, на которые сам не обратил бы никакого внимания.

— Потрясающе! Как думаете, что это за каракули? Первая буква имени преступника? — лихорадочно начал делать предположения крайне озадаченный Максим Максимович. — Или слова «Vendetta»?

Давая обещание князьям, Грушевский и сам не верил, что княжна не самоубийца. Хотя причин, на первый взгляд, не видно: родители ее любили и не стали бы насильно выдавать замуж, передумай Саломея стать мадам Зимородовой. Но юности свойствен комплекс бессмертия, и большинство утопленниц, на памяти старого полицейского доктора, добровольно совершали самый тяжкий грех из всех возможных. С другой стороны, все, что ему рассказали о характере княжны, никак не вязалось с истеричным поведением, могущим закончиться прыжком в воду по своей воле. В свете новых обстоятельств, представить, что рядом ходил злодей, по чьей вине и произошла эта трагедия, было и проще, и логичнее не только любящим родственникам. Грушевский от Фени снова бросился к телу княжны. На ее лбу тоже красовался таинственный знак. Не смотря на то что вода вымыла кровь из рваных краев царапины, обесцвеченный знак отчетливо читался даже сквозь несильную карманную лупу.

— Еще одна загадка. Не могу поверить своим глазам. Впервые встречаю, чтобы убийца оставил одинаковые знаки на жертвах! Но не могла же и причина быть одинаковой! Сдается мне, что несчастная Феня стала случайной жертвой, нечаянно увидев или услышав то, что не предназначалось для чужих ушей или глаз.

— Ошибаетесь. Знаки написаны разными людьми, в этом я ручаюсь, — задумчиво возразил Иван Карлович тоном человека, лично знакомого с таинственным убийцей. Впрочем, подумалось Грушевскому, он, кажется, говорил, что по почерку может представить облик человека. А вдруг правда?..

— Так что же выходит, второй — подражатель? Я слышал об убийцах-имитаторах, но, честно говоря, только американских или французских. Есть версия о том, что Джек Потрошитель убил не всех жертв, которых ему приписывали. Нескольких растерзал подражатель, — увлекся Грушевский. — Но одно дело — какой-то француз или англичанин, другое — обитатель богатой русской усадьбы или член знатной княжеской фамилии, не дай бог. Хоть убейте меня, не понимаю, как яд проник в организм жертв? Никаких следов уколов я не заметил. Перорально?.. Да, возможно, но тогда получается, обе жертвы приняли яд добровольно, но кто ж их мог заставить?

Мысли наперегонки запрыгали в голове Грушевского, вызывая головокружение своей чехардой. Пуля, вода, еще и яд? То, что в княжну стреляли незадолго до гибели, не подлежало сомнению, как и то, что рана не была смертельной. К тому же ее пытались обработать, есть следы ожога от карболки или спирта вокруг пулевого отверстия. Царапины свидетельствовали о попытках вытащить пулю. Но зачем тогда использовали яд?!

В конечном счете, княжну все-таки нашли в озере. Вода в легких однозначно говорит о смерти через утопление, она еще дышала, оказавшись в озере. Поскольку ни стрелять в себя, ни душить сама она явно не стала бы, остается предположить, что утопилась она тоже не без посторонней помощи. Что же это за казнь такая, при которой жертву травят ядом, расстреливают и топят? Смахивает на жуткий ритуал каких-нибудь сектантов. Ну не мог многоопытный Максим Максимович представить себе человека, способного на такое изуверство. Тем более сложно вообразить этого человека в ближайшем окружении князей Ангеловых.

С горничной все более или менее раскладывалось по полочкам. У нее была прекрасная возможность стать нежелательным свидетелем, а значит, пасть жертвой того же маньяка. Но кто он, этот таинственный и жестокий убийца? Каким бы неприятным типом ни был Зимородов, какие бы бесы ни сидели в этом конченом человеке, душа которого истлела в прах, для Грушевского было немыслимо даже подумать на него. Купец скорее задушил бы княжну да и пошел на каторгу, а то и застрелился бы из своего револьвера. Тут, словно расслышав ход, вернее бешеный бег мыслей в голове Максима Максимовича, его компаньон подал голос.

— Видите эти маленькие овальные пятна на шее? — поинтересовался Тюрк, указывая на шею княжны, словно усыпанную лепестками лесной фиалки.

— Следы удушения, — кивнул Грушевский, которому по долгу службы доводилось разбирать последствия семейных драм, разыгрывавшихся между ревнивцами-мужьями и несдержанными женами. Страсти, кипевшие в новейших романах, быстро выплескивались со страниц на впечатлительную публику и находили подражателей в жизни. — Но поскольку внутренних повреждений я не нашел, душили ее так скорее для острастки. Или, может, вовремя остановились. Знаете, довелось мне как-то листать протоколы вскрытия жертв Мари Бюжар, знаменитой душительницы детей. Там было все что душе угодно. Разрывы капилляров, откушенные языки и сломанные хрящи. И еще я смею предположить, судя по расстоянию между пальцами, что княжну душил человек огромного роста.

— Нашли что-нибудь столь же интересное у самой первой утопленницы? — бесстрастным тоном продолжил Тюрк и подошел к третьему столу. Максим Максимович чуть не остановил компаньона, когда тот откинул уже подсохшую холстину с трупа. Но вопреки ожиданиям выдохнувшего Максима Максимовича, под грубым полотном не пряталась проказница графиня, а смирно лежала несчастная, выловленная в памятную бурную ночь командой Кузьмы Семеновича. — Не так уж она разложилась, чтобы совсем ничего для нас не приберечь.

— Ддда, и впрямь, — совсем придя в себя, подтвердил Грушевский, — несмотря на то что этот труп пролежал в воде на две-три недели дольше, все еще можно и здесь рассмотреть… Постойте, да ведь синяки на ее шее совершенно идентичны тем, что остались у княжны! Выходит, между тремя смертями прослеживается связь, хотя действовали три разных убийцы.

В какой-то момент, оглядев столы с распростертыми на них вскрытыми телами молодых и красивых женщин, которым бы жить да жить, любить еще и быть любимыми, Грушевский замер на секунду и, серьезно посмотрев на Ивана Карловича, торжественно произнес:

— Вы как хотите, Иван Карлович, а я не я буду, если не найду этих извергов, сколько бы их ни было, и не предам их суду! Этакая наглость и кощунство, оставлять свое клеймо на жертвах!