Общество Джейн Остен - Натали Дженнер
Шрифт:
Интервал:
Поставила чайник, так и не взглянув на сына.
Адам знал, что книгу лучше отложить.
– Говорит, бедняжка все время лежит в постели. Доктор Грей сам не свой, переживает из-за того, что не смог спасти ребенка, и так часто ее навещает, что можно подумать, она его единственная пациентка.
– Быть может, сейчас для него она важнее всего.
Мать, стоявшая у плиты, обернулась и пронзительно посмотрела на него.
– А она хорошенькая. И чего это ты никогда на нее глаз не поднимал?
Адам отодвинул книгу подальше.
– Адам, мальчик мой, надо быть начеку. Ты должен найти того, кто о тебе позаботится. Я не вечная, знаешь ли.
Он знал – мать постоянно твердила об этом, и эти слова будили в нем ненависть. В них не было и следа заботы. С их помощью он не нашел бы ключ к счастливым мирам, о которых читал в книгах, – они лишь усиливали ощущение отчаяния, одиночества и загнанности в угол.
– Мама, Аделина Гровер никогда не заинтересуется кем-то вроде меня. Сейчас не лучшее время для того, чтобы говорить об этом.
– Как знаешь. Хочешь ты этого или не хочешь, но в деревне о тебе постоянно говорят, – мать пожала плечами, отрезав кусок хлеба и намазав его маслом. – Ты уже это недавно читал.
– Прошлой зимой.
– Ты слишком много читаешь, и все ее книги. Тебе бы развеяться, почаще бывать в Олтоне.
– Я и так туда езжу.
– В кино ты ездишь. Сидишь там в зале, совсем один, смотришь всякую романтическую чушь. Или читаешь – тебя от книг не оторвать, совсем как отца, – она пренебрежительно указала на томик на столе.
Сделав последний глоток кофе, он встал из-за стола.
– Куда это ты? – она принялась разворачивать принесенную газету.
– Вспомнил, что пообещал миссис Льюис помочь в саду, пока морозы не настали. Солнце сядет примерно через час.
– Мой мальчик, – одобрительно улыбнулась мать, погружаясь в чтение.
Аделина Гровер сидела у окна гостиной на импровизированной банкетке, которую сделала сама. Взяла половину найденной в саду старой двери на петлях, положив на глубокий подоконник и примыкающую батарею, накрыла толстым стеганым покрывалом и обложила подушками, и с тех пор часто сидела там в окружении книг. Но еще чаще она просто смотрела в окно, наблюдая за тем, как деревня живет своей жизнью.
Она понимала, что дела ее плохи. Понимала, что не позволяет себе полностью осознать то, что Сэма больше нет, гонит прочь все мысли о нем, как если бы он был где-то далеко, все еще на войне. Эта потеря далась ей нелегко, тяжко, не говоря о смерти дочери. Она не могла вынести этого, не могла принять случившееся так, как должно, и жить дальше. Эта слабость поразила ее – такую гордую, такую умную, и она никогда не задумывалась о том, что не справится с чем-то настолько важным и неизбежным. Но ей, по крайней мере, хватало ума делать вид, что все в порядке. Это стало своего рода игрой. Играя по собственным правилам притворства, она ощущала полную отрешенность от самой себя, той Аделины, что осталась в прошлом, и теперь дивилась собственной беспристрастности и неспособности чувствовать, словно сумела достичь чего-то.
В итоге она сумела слегка приоткрыть завесу над мужским разумом и теперь гадала, какие плоды способна принести полная бурной деятельности жизнь, прожитая в отрыве от чувств. Она вспоминала: как бы ни шла их жизнь, Сэм всегда казался веселым, неунывающим, полным нерушимого оптимизма, решимости жениться на ней и прощал ей все прегрешения. Она любила его и за то, что он помог ей так привязаться к повседневности – наставал новый день, а то, что было вчера, уже не казалось важным, и не стоило волноваться о будущем.
Она представляла его в кабине бомбардировщика: на панели бьются стрелки приборов, а внизу волны бьются о скалы; думала о том, каким сосредоточенным и бесстрастным он должен был быть в тот ужасный миг. Он отдавал себя всего, без остатка, даже если в этом не было нужды – ты был лишь пятнышком на чужой приборной панели, шел по канату над бездной, и вся твоя жизнь была на острие иглы.
Теперь на нем балансировала она, и у нее было два выхода: продолжать жить так и сорваться в бездну – может, выберется, а может, и нет; или остановиться, перестать глушить неизбежную боль морфином, используя несчастного доктора Грея. Да, она использовала его – его чувство вины, сострадание и странную привязанность к ней, и помимо своих врачебных обязанностей он окружал ее необычайной заботой.
За окном заходило солнце, а в саду Адам Бервик и ее мать срезали мертвые растения и укрывали многолетники перегноем – близились зимние холода. Когда они заметили, что Аделина наблюдает за ними из окна, ее мать, должно быть, что-то сказала Адаму – тот отставил лопату, взял корзину, стоявшую рядом, и они направились к дому.
– Аделина, дорогая, смотри, что тебе принес мистер Бервик!
Взглянув вниз со своего насеста, в корзине она увидела крепко спящего котенка.
И расплакалась.
Миссис Льюис привыкла к этому, но бедняга Адам застыл на месте, не зная, что ему следует сказать или сделать, стиснув ручку корзины так, что побелели пальцы.
Миссис Льюис легко коснулась его руки.
– Не обращайте внимания, вы так милы. Она все еще не пришла в себя. Давайте-ка я налью чаю, хорошо?
Она вышла из гостиной, и Адам поставил корзину на подоконник, рядом со стопкой книг, где на самом верху лежали «Доводы рассудка».
Аделина смахнула слезы краешком халата.
– Простите, мистер Бервик.
– Адам, – отозвался он и, осторожно подняв малыша, передал его ей. – Старая кошка в домике эконома окотилась, ему уже несколько месяцев.
Она погладила пеструю шерстку котенка.
– Вы так заботливы. Правда, простите меня.
Она так мало общалась с этим застенчивым, тихим мужчиной раньше, что теперь ей было ужасно неловко.
Он покашлял, ища, куда можно сесть. Аделина возвышалась над ним на своей банкетке и, казалось, могла оставаться там часами, в компании книг и чайничка на плетеном подносе. Вдруг он вспомнил, как когда-то лежал на каменной кладбищенской стене у церкви, в окружении мертвых, словно сам был изваянием.
– Пожалуйста, извините, присаживайтесь – возьмите вон ту качалку. Мое любимое кресло, заставляет меня двигаться. – Она устало улыбнулась.
Он взял кресло, стоявшее у камина, и уселся с ней рядом.
– Читаете «Доводы рассудка»?
– А вы тоже ее читали?
– Тяжелая книга.
– Тяжело читать?
– Чувствовать.
– О да, не знаю, что на меня нашло, когда я ее выбрала, хотя концовка меня всегда радует. Значит, вам тоже нравятся романы Джейн Остен?
Он снова кивнул, озираясь вокруг, упорно избегая ее взгляда.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!