«Князья, бояре и дети боярские» - Михаил Бенцианов

Источники конца 1530–1550-х гг. фиксируют изменение отношения к родовой общности. Некоторых фамилии стремились подчеркнуть свою связь с более преуспевшими родственниками. Среди помещиков Бежецкой пятины были сыновья А.Т. Пыжова (род Хвостовых), которые именовали себя Пыжовыми-Отяевыми. К Отяевым стремились добавить себя и Шафровы. Калитеевские «вспомнили» о своем общем происхождении с Кучецкими, Вельяминовы-Глазовы с Сабуровыми, а Ананьевы-Александровы, Хорхорины и Голенищевы с Кутузовыми, добавляя соответствующие окончания к написанию своих фамилий[167].

Сыновья новгородца Т.И. Заболоцкого в Дворовой тетради были записаны по Переславлю в группе с другими Заболоцкими. Среди Аксаковых по Кашину фигурировали новгородцы С.Д. Аксаков и пятеро сыновей И.И. Аксакова. Аналогичные примеры имели место у представителей князей Ростовских, оставивших новгородскую службу, и в ряде других случаев[168]. Факты «наследования» поместий однородцами демонстрируют, что такая аргументация признавалась администрацией уже на ранних этапах формирования поместной системы.

Родственные связи были использованы в том числе и для организации службы. Дворовая тетрадь строилась по фамильному принципу. Семьи дворовых были сгруппированы вместе, образуя большие фамильные, а в ряде случаев и родовые «гнезда»[169]. Эта структура отражала, по-видимому, особенности устройства службы, имевшей наследственный характер. Организация обеспечивала круговую поруку, облегчая учет и мобилизацию служилых людей. Чем больше в нее вовлекалось людей, тем проще было выполнять контроль над каждой отдельной группой.

Наличие горизонтальных служебно-родственных связей подтверждается на примере Колычевых. Представители этой фамилии часто были задействованы в выполнении одних и тех же служб. В 1501 г. М.А. Колычев впервые получил воеводское назначение во время похода на «немцы» под предводительством своего дяди И.А. Лобана Колычева. В 1508 г. братья М. и И.А. Черные Колычевы были воеводами на Великих Луках. В злополучной Оршанской битве 1514 г. принимало участие сразу несколько Колычевых: И.А. Черный, И. Пупок и его братья В. и А.С. Колычевы[170].

«Родство» проявлялось не только на горизонтальном, но и на вертикальном уровне. Многие должности в структуре Государева двора быстро стали передаваться по наследству. Этот процесс не был легитимизирован, но дефакто получил распространение как традиция, основанная на прецедентах. Наследственный характер приобрели места в Боярской думе. Своеобразная «очередь» на получение думных чинов в соответствии с заслугами предков и местом в системе родового старшинства видна при анализе «боярских» частей отдельных рубрик Дворовой тетради. Лидеры фамилий выступали как «локомотивы» для остальных родственников, предопределяя их карьерный рост.

Появление выдвиженцев великих князей в боярской среде вело к увеличению числа членов Боярской думы, не нарушая в целом сложившегося порядка. К середине XVI в. выделилось достаточное число фамилий, претендовавших на места в Боярской думе. По наблюдениям А.М. Клеймола, в Боярской думе первой половины XVI в. 40,7 % всех бояр и окольничих получили свои звания «по наследству» от своих отцов. Еще 25,4 % находились с ними в близком родстве. Н. Коллман обратила внимание на порядок передачи думных званий. В первую очередь звания бояр и окольничих получали младшие братья, вслед за ними старшие сыновья старших братьев и т. д.[171]

Внутри отдельных фамилий стали сосредотачиваться различные дворцовые и придворные должности. Должность конюших постепенно в руках у Челядниных. Конюшим в начале XVI в. был И.А. Челяднин. В 1539 г. конюшим был его сын Иван. Следующим конюшим стал И.П. Федоров, женатый на дочери В.А. Челяднина[172]. С.И. Воронцов во втором десятилетии XVI в. выполнял обязанности дворецкого. В 40-х гг. XVI в. И.С. Фока Воронцов был тверским дворецким, его брат Федор Демид – углицким, а племянник В.М. Воронцов – дмитровским. Подобным образом И.Н. Бутурлин был дворецким Великого Новгорода, а А.Н. Бутурлин – Нижнего Новгорода. Наконец, И.И. Меньшой Жулебин служил новгородским дворецким, а его сын – дмитровским[173].

Наиболее отчетливо тенденция закрепления должностей в кругу отдельных фамилий проявилась среди казначеев, что было связано со специализацией этой должности. В конце XV – первой половине XVI в. казначеи назначались из представителей семьи Ховриных. Казначеем в 1470–1480-х гг. был В.Г. Ховрин. В конце XV в. его сменил на этой должности сын Дмитрий, который, в свою очередь, передал ее племяннику П.И. Головину. И.И. Третьяков-Ховрин, начавший свою деятельность на должности печатника, в 30-х гг. XVI в. также стал казначеем[174].

Должность оружничего в середине XVI в. от своего отца А.М. Салтыкова «унаследовал» Л.А. Салтыков. Среди ясельничих были Г.А. Дровнин и его сын Василий[175]. Еще в середине XV в., по родословным данным, великокняжеским постельничим был И.В. Море Сорокоумов. Позднее должность постельничего перешла к его племяннику И.Д. Боброву. Среди представителей этой фамилии постельничим был также К.А. Бурунов. Ф.В. Большой Кокошкин Сорокоумов служил постельничим у Дмитрия Углицкого. Среди Мансуровых Яков Иванов с 1513 г. был постельничим. После опалы эту должность заняли его племянники А. и Л.В. Мансуровы. А.А. Зимин отметил также определенную преемственность среди ловчих. Сыновьями ловчих 30-х гг. XVI в. были Ф.М. Нагой и Б.В. Дятлов[176].