До тебя… - Марина Кистяева

Неужели его снова не интересует собственная жена? Тогда какого хрена он на неё набросился в машине?

Ладно. Холодные отношения она допускала. А ребенок? Что с его ребенком?

Так Настя промаялась четыре дня. Извелась вся и решила действовать. Сколько можно и дальше пребывать в неведении?

Она уже знала, что по возвращению поздно вечером Михаил идет на кухню ужинать. Ирина Васильевна ему всегда оставляла ужин в баранчике, оставалось только разогреть в микроволновке.

Что ж, сегодня мужа будет ожидать сюрприз.

Настя не прогадала. Она удобно устроилась в кресле гостиной, укрылась пледом и принялась ждать.

Михаил появился в начале двенадцатого. Выглядел уставшим. Сразу же бросились в глаза глубокие морщины на лице. Верхние пуговицы рубашки расстегнуты, галстук в руке, что держала сумку с документами, пиджак перекинут через плечо.

На мгновение Насте его стало жалко. Получается, он много работает, а те, кто много и упорно трудился, вызывали у неё уважение.

Увидев дожидающуюся Настю, Михаил нахмурился.

– Ты чего не спишь?

– Тебя жду.

Юлить не было смысла. Настя, откинув плед, поднялась с кресла и тотчас поймала на себе темнеющий взгляд Зареченского. Девушка знала, что выглядит по-домашнему. Ей пришлось перебрать едва ли не весь гардероб, чтобы найти вещи, которые устраивали её сегодняшнюю. На данный момент на ней были светлые домашние штаны, резинка которых находилась под животом, и блузка-разлетайка, аккуратно прикрывающая животик. С этими вещами всё было бы превосходно, если бы не одно «но» – и брючки, и блузка просвечивали, сквозь ткань отлично демонстрировалось нижнее белье. А с нижним бельем у неё возникла куда более существенная проблема. Ни лифчика, ни трусиков хлопковых и в помине не наблюдалось. Одно кружево, будь оно не ладно. И если шелковые топы ей даже понравились, то трусики – категорически нет. Как их носить? Вопрос, естественно, относился к числу риторических.

– Зачем?

Насте показалось или в голосе мужа появилась хрипотца?

– Поговорить надо. Пойдем, я тебя покормлю.

Настя уже повернулась по направлению к кухне, иначе бы увидела, как вскинулись в изумлении кверху мужские брови.

Михаил хмыкнул, подошёл к тому креслу, на котором ранее сидела Настя, и кинул в него портфель с пиджаком и галстуком. Раз жена приглашала ужинать, да ещё и самолично собиралась его кормить, надо следовать за ней.

Настя тем временем уже открывала крышку баранчика, перекладывая мясо с рисом в другую тарелку. Рядом стояли салаты. Хлеб был нарезан.

Михаил, никак не комментируя её действия, прошёл и сел за стол.

Завтракали они в большой столовой, на кухне же вдвоем находились впервые. Несмотря на то, что сама комната была внушительных размеров, квадратов двадцать пять, не меньше, Настя испытывала легкий дискомфорт. Она старалась держаться, но молчание мужа давило тяжестью на плечи. Он объявил ей бойкот? Такая форма психологического давления? Зря распыляется, сейчас она как никогда беззащитна.

Да и что может сделать девушка, лишенная памяти, прошлого… себя?

– Тебе заварить чай или сварить кофе? Извини, сколько не наблюдала за тобой, не могу определиться, что ты предпочитаешь.

Михаил ответил не сразу. Прищурившись, он с полминуты смотрел на неё, отчего она занервничала ещё сильнее.

Она что-то не то сказала? Недоброе предчувствие колыхнулось в душе девушки.

– Я люблю и кофе, и чай. Пью по обстоятельствам. Сейчас хочу чай.

– Так, – Настя медленно кивнула. – Значит, сейчас чай. Зеленый и две ложки сахара? Правильно?

– Правильно.

– Сейчас.

Настя быстро заварила чай и уже поставила чашечку, когда услышала за спиной неясный шум. Обернуться она не успела, сильное мужское тело прижалось со спины. Она успела лишь среагировать – руками упереться в столешницу, чтобы животом не врезаться в нижние шкафчики.

– Что ты творишь? – зло прошипела, чувствуя, как мужские руки властно ложатся ей на талию.

– Хочу приласкать жену. Нельзя?

– Нет, – вдох-выдох, вдох-выдох. – Сначала ужин.

Господи, неужели она это сказала – про сначала? А если он зацепится за это слово?! Не если, а точно зацепится… И что тогда? Да и сейчас, как его от себя отталкивать?

Настя снова столкнулась с ужасающим феноменом памяти тела. Стоило Зареченскому скользнуть по её бедрам, ощутимо сжать их, как внутри живота что-то прострельнуло.

– Если не желаешь продолжения того, что мы начали в машине, не провоцируй меня, – яростно прошептал Зареченский ей на ухо, и от его голоса мурашки побежали по спине Насти.

– Я не провоцирую, – сжимая челюсти, выдохнула девушка.

– А белье моё любимое на хера на себя тогда нацепила?

И в подтверждении своих слов Михаил толкнулся ей в бедра, давая снова почувствовать своё возбуждение.

Какой же он быстрый… У Анастасии перехватило дыхание.

– Откуда мне было знать, что именно ЭТО твоё любимое?

Она старалась сдерживаться и твердила себе: он твой муж… он муж… И сразу же в душе назревал яростный протест. Пока он не вызывал никаких теплых чувств и не сделал ничего, чтобы вызвать у неё даже улыбку!

– Хорошо… хорошо, счет один ноль в твою пользу, – хрипло прорычал он ей и сомкнул губы на мочке уха Анастасии.

У той задрожали ноги, благо, она уже держалась за столешницу.

Да, разговор с мужем на ночь глядя был не лучшей её идеей.

Настя с трудом подавила вздох облегчения, когда Зареченский оставил её в покое и с нечитабельным выражением на лице прошёл к столу, придвинул к себе тарелки и начал ритмично поглощать пищу. Настя дрожащими руками насыпала сахар в чашку, поставила её на поднос, после чего так же поставила на стол.

– А ты ничего не будешь? – буркнул муж, прожевав мясо.

– Нет.

– Снова диета?

– Нет, – Настя опустилась напротив него и руки положила на колени. В таком положении он не сможет видеть, как яростно она сжимает кулаки от негодования. – Я поужинала ровно в восемь часов.

– Даже так…

У Насти снова промелькнула навязчивая мысль, что всё, что она сейчас не делает, почему-то вызывает у окружающих удивление, недоумение. Словно раньше она поступала строго диаметрально.

– Миша, я хочу поговорить.

И снова странная реакция мужа. Тот, оторвавшись от еды, более пристально посмотрел на неё, и от его взгляда Насте стало не по себе. Одно дело – сопротивляться и кичиться бравадой, когда тебе кажется, что вот-вот, и всё нормализуется, что ты вспомнишь себя, и жизнь вернется на круги свои, и совсем иное, когда ты ежедневно просыпаешься и понимаешь, что ничего не меняется, что в твоей голове по-прежнему лишь пугающая пустота, от которой хочется выть и бросаться на стенку. А те люди, которые могут помочь, дать информацию, по только им ведомым причинам не спешат этого делать.