Конец света. Первые итоги - Фредерик Бегбедер

Все эти перипетии разворачиваются в модных барах и на светских приемах Манхэттена в эпоху, когда этот остров был посещаемым. Дон Пауэлл не жалеет проницательности, наблюдательности и остроты ума ради изучения всяких дураков, погрязших в привычной тухлятине комфорта и прожигающих жизнь на элегантных, но бессмысленных вечеринках. Дон Пауэлл каждого берет на карандаш, от Пеги Гуггенхайм до Дороти Паркер, от Эрнеста Хемингуэя до Фрэнсиса Скотта Фицджеральда. Да, там царит настоящий бомонд. Но главное, там царит полнейшее равнодушие к чему бы то ни было, отчего возникает желание хохотать до слез, напиваться до умопомрачения и раскидывать конфетти (если бы хоть кто-нибудь из них бросил все это и по-настоящему взбунтовался против антиобщества потребления). «До свидания, дорогая, прощаюсь с тобой на четыре, а то и на пять лет… Моя маленькая измученная дурочка, моя гадкая изменница, глупая любимая злючка. До свидания, мой жестокий ангел, моя обожаемая нежная девочка в кудряшках, я вернусь через десять минут». Можно ли лучше выразить жестокий парадокс любви? Деннис занимается в основном тем, что бегает от той, кого желает, и отталкивает от себя ту, кого любит. С пристальной жалостью Дон Пауэлл наблюдает, как этот красивый парень своими руками рушит красоту своей жизни. Любовь… Любовь — мазохистка. Сначала мы упрекаем любимых в том, что они заставляют нас страдать, потом — в том, что больше не заставляют нас страдать.

Как всех избалованных детей, Дон Пауэлл терзают сомнения. Ее окружают глубоко несчастные богачи. Судя по всему, подобный Манхэттен действительно существовал. Ну да, где-то там были и бедные, но кто их видел? Про Афганистан вообще не будем. Кстати, это где — Афганистан? Кто его портной? В те времена тема афганцев никого не интересовала — если речь не шла об афганских борзых.

//- Биография Дон Пауэлл — //

Во Франции про нее никто и слыхом не слыхивал. Тем не менее на нашей земле для Дон[55] Пауэлл (1896–1965) в полном соответствии с именем занимается заря. Ее можно назвать американской Саган — скромная провинциалка, превратившаяся в эталон ума и остроумия и ставшая своей в узком кругу прожигателей жизни, именующих себя элитой. Жизнерадостная сирота, она вышла замуж за сильно пьющего рекламщика (прошу прощения за тавтологию), родила сына-аутиста и, дабы чуть-чуть отвлечься, написала 16 романов, десять театральных пьес и сотню рассказов. «Крутись, волшебное колесо» («Turn, Magic Wheel») — первый роман нью-йоркского цикла. Со страха перед скукой она сочиняла лишенные воображения истории и развеселые хроники из жизни буржуа; по примеру своей приятельницы Дороти Паркер создавала едкие портреты современников. Дон Пауэлл преуспела в литературе, рассказав нам, как лучше всего загубить свою жизнь.

Все мы прекрасно знаем, до чего унизителен удел плейбоя — спасибо Казанове и Кьеркегору. Пока ты молод, красив и богат, тебе во всем сопутствует удача. Постепенно успехов становится меньше, ты толстеешь, начинаешь клеиться к каждой юбке и в итоге остаешься один как перст. В самом начале романа Патрис Строгонофф тяжко вздыхает: «Я устал и хочу умереть». Его можно понять: в 49 с половиной лет этот никому не нужный и ВИЧ-инфицированный фотограф живет у родителей в пригородном домишке с умирающей женой и арабом — наркоманом и гомосексуалистом. Рождественским вечером он садится в свой «астон-мартин» выпуска 1973 года и едет в Париж — навестить пару-тройку бывших любовниц и прикупить дури. К несчастью, по дороге машина ломается…

Подозреваю, что после этого краткого изложения читатель решит, что его ждет некий модный трэш — нечто вроде избранной тусовки всем недовольных шутов, привычная галерея портретов в стиле fashion, припудренных светским кокаином. Люди малограмотные наверняка заклеймят «Nada существует», вбив свой гвоздь несправедливости и постаравшись принизить значение этой книги. И тем самым пройдут мимо знакового для нашего времени романа. Либерати — это Перек, поселившийся в отеле «Никко», это Модиано, подсевший на гашиш, это Пруст, прочитавший «Гламораму». Но в первую очередь это художник декаданса, косности и вялости снобов, лишенных католических ценностей. Безжалостная и хрупкая траектория жизни Патриса сродни религиозному гимну, в котором переплетаются (взаимно усиливаясь) все темы, обозначенные в предыдущем романе автора («Антология видений», 2004), — конец молодости, утрата роскоши, исчезновение прелести, воспоминание о счастье и ожидание смерти. Текст отличается неимоверной плотностью и точностью, благодаря чему выглядит более свежим и амбициозным (несомненно влияние «нового романа»: действие разворачивается как секвенция продолжительностью пять часов; упоминание имен знаменитостей в манере, присущей Жан-Жаку Шулю, возведено в ранг высокого искусства). Либерати с ухмылкой задается совсем не веселым вопросом: так что, это и была жизнь? Патрис Строгонофф — педофил, который спит исключительно со старухами, человек с опустевшим сердцем, день напролет занимающийся собственным вскрытием и наделенный мозгом, вызывающим у него асфиксию. Красота ему не дается, она его бежит, и он, превращенный в тень самого себя, чувствует, что и не жил по-настоящему, отчетливо сознавая, что его путь близок к завершению. Его ничем не примечательное утро похоже на все остальные — как голые манекенщицы в старых номерах «Vogue», что стопками хранятся у него в сортире. И мобильник, звонящий в пустоту. В вызываемом вами номере Бога нет.

«Nada существует» (выражение Фрэнсиса Бэкона, одновременно означающее, что ничего не существует и что наверняка существует только ничто) — это жемчужина горького смеха и отчаявшейся жестокости: «Если присмотреться получше, все на свете ужасно». Между тем это отнюдь не нигилистический роман, даже наоборот, — это ода 2007 году. Рассуждая в подобном юмористическом ключе о смерти, неизбежно прославляешь жизнь, хоть она и полна разочарований. Великая литература всегда подтрунивает над нашей недолговечностью.

//- Биография Симона Либерати — //

Помимо того что Симон Либерати — тот самый подвыпивший бородач, которого вы, возможно, несколько лет назад видели в передачах Тьерри Ардиссона, он еще и профессиональный писатель. Я имею в виду, что он довольно долго писал за других, то есть работал литературным негром и журналистом. В ХХ веке он в течение короткого промежутка времени даже был «главной редакторшей» журнала «Cosmopolitan» (по его собственным словам). Первый роман «Антология видений» («Anthologie des apparitions», издательство «Flammarion», 2004) был данью восхищения молодыми девчонками в мини-юбках, которые в 1970-х фланировали на высоких каблуках по Елисейским Полям и Матиньону, а кончили в притонах Сен-Тропе. Книга «Nada существует» («Nada existe»), более странная, длинная и оригинальная, стала путевым дневником поколения, отказавшегося от путешествий. Третий роман, искрометная «Гипержюстина» («L’hyper Justine»), в 2009 году был удостоен премии Флора. Симон Либерати родился в 1960 году в Париже, но он является одним из самых выдающихся романистов XXI века. В настоящее время он работает над повестью об автомобильной аварии, в которой погибла киноактриса Джейн Мэнсфилд. Жалко, что Дж. Г. Баллард эту книгу уже не прочитает.