Конец света. Первые итоги - Фредерик Бегбедер

Роман начинается со свадьбы. Сан-Антонио женится на русской толстухе (не по-настоящему: она дочь покойного советского ученого). И — пошло-поехало! «Несмотря на свое чарующее имя, от которого веет степью, тройкой на заснеженной дороге и любовными романами доктора Живот-Жива-Жиго, Наташа — подлинная сарделька, уж вы мне поверьте! Русская сарделька! Она похожа на самую большую из матрешек, какими торгуют на московских базарах. Пухлая, толстопопая, пузатая, мордастая, белобрысая, с румяными щеками и жесткими усами, с шеей цвета сала, с мягкой и пышной, как подушка, грудью, ротиком куриной гузкой, с низким лбом и жирными окороками, ее ноги — пара столбов в серо-коричневых хлопчатобумажных чулках, ее игривые глазки — ни дать ни взять два кружка трюфеля на ломте фуа-гра, — эта прелестная юная девушка тридцати двух лет от роду олицетворяет сладострастие так же верно, как господин Франсиско Франко — демократию». Мы всего лишь на второй странице, а роскошества сыплются как из рога изобилия: тут и свадебная речь Берюрье, и глубокомысленные рассуждения комиссара о туризме, и слово «да», и бесконечная игра слов, и витиеватые метафоры («разочарование нарисовалось на его лице, как цифры на номерном знаке автомобиля»; «он рассмеялся с таким сарказмом, что, услышь его смех сам дьявол, немедленно записал бы его на пленку, чтобы изучить в спокойной обстановке»). Фредерик Дар пишет не столько для широкого читателя, сколько для себя, он откровенно развлекается, спасается от скуки. Именно по той причине, что его книги из серии «Черный роман» продавались на привокзальных прилавках, он стал самым незакомплексованным писателем ХХ века. Представьте себе Сименона с карикатурами Дюбу! Сочность его письма — побочный рабочий эффект: писал он исключительно ради заработка и сам не заметил, как стал мастером. Вряд ли его издатель Арман де Каро предполагал, что ему в руки попадут столь сумбурные и изобретательные рукописи. Но французам он понравился, и произошло возрождение Рабле. Для молодого читателя 1970-х, воспитанного на школьном разборе «Западни» Золя, это был шок. Сан-Антонио, посвистывая, звал его на перемену. Сан-Антонио изменил мою жизнь: прочитав «Вперед, мужичка!», я категорически отверг занудство — и как читатель, и как писатель. Я читаю, чтобы удрать от действительности, и пишу, чтобы в нее вернуться. Благодаря Дару я знаю, что это возможно, — чтение для меня превратилось в освободительный звонок на перемену. Познакомившись с Даром, я понял, что литература — это лучшее, чем можно занять свой день и спастись от клаустрофобии.

//- Биография Сан-Антонио — //

Последняя шутка Фредерика Дара не пришлась мне по вкусу — он взял да и помер. Он так часто писал о смерти, что в конце концов привлек к себе ее внимание. Сан-Антонио покинул нас 11 лет назад — это случилось 6 июня 2000 года. Фредерик Дар родился в 1921 году в Бургуэн-Жальё, в Изере, вначале публиковался под своим настоящим именем, но в 1949-м написал «Сведи с ним счеты» («Reglez-lui son compte») и превратился в комиссара Сан-А. Дальнейшее хорошо известно: 180 романов общим тиражом больше 270 миллионов экземпляров, восхищенный отзыв Кокто, дружба с Альбером Коэном, переписка с Сименоном, диссертации по семиотике, семантике и филологии. Он получил все почести и награды, кроме одной: его так и не избрали членом Французской академии (чем это учреждение навсегда себя дискредитировало). Жизнь Фредерика Дара была отмечена двумя огромными несчастьями: в 1965-м он совершил попытку самоубийства через повешение, а в 1983-м была похищена его дочь Жозефина. Будь он сейчас с нами, добавил бы: «Ты еще забыл про мое рождение!»

До самой его смерти я часто сидел на террасе бара «Марше» и смотрел, как Альбер Коссери входит в отель «Луизиана», в котором он прожил шестьдесят лет. В ту пору, когда он здесь поселился (в номере 58), его соседями были Симона де Бовуар, Жан-Поль Сартр, Жюльет Греко, Борис Виан, Альбер Камю, Жан Жене, Лоренс Даррелл, Генри Миллер. Потом времена изменились. Больше никто не узнавал Коссери на переходе через улицу Бюси, когда он шел обедать в кафе «Флор». Прохожие предпочитали пялиться на Кьяру Мастроянни (выходившую из химчистки) или на Шарлотту Генсбур (обедающую в «Каза Бини»). В 2000 году Коссери опубликовал свой восьмой, и последний, роман «Цвета подлости», на шлифовку которого у него ушло 15 лет — по строчке в неделю.

Я вдруг увидел, как он царственной походкой выходит из отеля — в сиреневой сорочке и бежевом пиджаке. Я вскочил из-за стола. Подойти? Выразить свое восхищение? Но стоит ли докучать этому нищему небожителю, этому поверженному аристократу, этому прозябающему в безвестности денди? Простая вещь, которую я называю уважением, остановила мой порыв.

Уважение — штука абстрактная, но чрезвычайно важная. Уважение не позволяет вам трясти своими причиндалами перед девушками на улице. Уважение заставляет вас обращаться к незнакомым людям на «вы». Уважение состоит в том, чтобы написать о книге, а не лезть со своими льстивыми отзывами к ее автору, встретив его в магазине. Уважение не дает человеку окончательно превратиться в животное. Однако внимание! Есть люди, внушающие уважение, и есть люди, никакого уважения не внушающие. Останутся ли достойные уважения люди к 3000 году? Ну хоть один?

Что говорит Коссери? «Честолюбивые помыслы Оссамы были направлены не на то, чтобы заиметь счет в банке (деяние в высшей степени бесчестное), а лишь на то, чтобы выжить в обществе, управляемом бандитами, не дожидаясь возможной и без конца откладываемой на завтра революции». Оссамой зовут героя романа; это элегантный вор-карманник, проживающий в Каире. В него влюблена проститутка по имени Сафира. Он крадет бумажник у крупного бизнесмена и находит в нем компрометирующее письмо: оказывается, его жертва была замешана в махинациях, связанных со строительством дешевых жилых домов, вскоре рухнувших.

По своему обыкновению, Коссери излагает коррупционную историю, прибегая к вышедшим из употребления эпитетам. Как и в остальных своих романах, он восхваляет леность и поносит жадность богачей, а уважительно отзывается исключительно о попрошайках, маргиналах и бедняках. По его мнению, только они могут именоваться свободными людьми. После закона Обри, установившего 35-часовую рабочую неделю, парламент должен принять закон Коссери, снижающий этот показатель до нуля часов: хватит жалеть безработных, они не обездоленные бедолаги, а хозяева жизни! «Для умного человека на этой земле нет ничего трагического» (с. 25). Лет через пятьдесят, когда вместо нас будут трудиться роботы, а мы все станем получать свой МРОП (максимальный размер оплаты праздности), произведения Коссери начнут изучать в высших экономических и политических школах.

Ибо этот пророк грядущих времен постиг, что судьба каждого из нас не в том, чтобы ходить на работу и платить налоги за предыдущий год. «Ничегонеделанье — это тоже труд».

//- Биография Альбера Коссери — //

В один прекрасный день Пол Боулз покинул Америку и перебрался в Танжер. С тех пор он говорил только о Марокко. Альбер Коссери, родившийся в 1913 году, поступил с точностью до наоборот: покинув в 1945 году Египет, он поселился в квартале Сен-Жермен-де-Пре, но продолжал писать исключительно о своей родине: похоже, для того, чтобы приблизиться к ней, ему необходимо было отдалиться от нее на некоторое расстояние. «Дом верной смерти» («La Maison de la mort certaine», 1942), «Бездельники в плодородной долине» («Les fainéants dans la vallée fértile», 1948), «Нищие и гордые» («Mendiants et Orgueilleux», 1955) и «Заговор шутов» («Un complot de saltimbanques», 1975) были переизданы в карманном формате одновременно с выходом последнего романа этого культового фараона. В конце концов я все-таки познакомился с Коссери. Он пришел на передачу «Книги и я», которую я вел на канале «Paris Première» в 2005 году. У него после болезни были удалены голосовые связки. Он гениально молчал, изредка издавая некое урчание, которое переводила хорошенькая блондинка. Напротив него сидел знаменитый албанский прозаик и поэт Исмаил Кадаре в затемненных очках и что-то цедил сквозь зубы. То был великий момент в истории телевизионной поэзии. Коссери скончался 22 июня 2008 года, так и не увидев египетской революции, в которую больше не верил.