Ночной взгляд - Дарья Бобылева

На самом деле Владя и дедушка приятельствовали, и в пасьянсах Владя давно уже научился разбираться. Дедушка не был недоволен Владей, скорее казалось, что он внука благодушно игнорирует. Раскладывая пасьянс и ведя пунктирную беседу, они даже не переглядывались. Но именно дедушка как-то взял швабру и с грохотом проехался ею под Владиной кроватью, чтобы изгнать жившее там чудовище.

– Видал? – дедушка поставил на пол лампу, заставил Владю заглянуть в опозоренное, пыльное логово чудовища и сказал: – Нет никакой бабайки.

– Бабайка, – повторил Владя имя чудовища и посмотрел на дедушку влюбленными глазами.

Владиного папу, пьющего альтиста, бог знает как прибившегося к приличному дому (даже не скрипача, что приводило бабушку в особенное негодование), семейство исторгло из себя довольно быстро и незаметно. Он и сам, кажется, обрадовался и немедленно уехал в небольшой поволжский город, взыскуя мягких непритязательных женщин и места в каком-нибудь тамошнем оркестрике, тоже непритязательном.

Когда папа вечером не вернулся, Владя вышел в прихожую в пижаме и стал ждать. Потом об него споткнулась бабушка.

– Иди спать, – почти ласково сказала она. Бросил же папаша ребенка, пожалеть надо.

Владя посмотрел на нее, помолчал и вдруг буркнул:

– Сама иди!

– Никакого воспитания, – привычно отметила бабушка и отвернулась.

Владя еще подождал, а потом пошел к дедушке в кабинет. Забрался на свой стул, подпер голову руками и начал пыхтеть.

– По папе скучаешь? – спросил дедушка.

Владя подумал и помотал головой.

Потемневший от времени, как старый хмурый бог, дедушка неожиданно фыркнул.

– А чего ж ты тогда?

Неудачный Владя смотрел куда-то в сторону почти так же кисло, как бабушка, и пыхтел.

– Так не пойдет, – строго сказал дедушка. – Ну привык ты с папой, привыкнешь и без папы. Давай-ка я тебе лучше ценную вещь покажу.

Дедушка долго, с кряхтением возился на верхней полке шкафа, всегда запертого на ключ. На пол упала веточка искусственных цветов – Владя не понял, да и не мог понять, что они кладбищенские, – потом посыпались деревянный подсвечник, какая-то коробочка, костяшки домино… Наконец дедушка вернулся к столу с огромной, пыльной книгой. На книге было старинным кокетливым шрифтом оттиснуто: «Альбом для фотографий». Мама зря ругала Владю – буквы он давно выучил.

Так Владя впервые познакомился с ними со всеми – с той частью семейства, очень многочисленной, которая не была им недовольна. Это были разновозрастные люди кофейного оттенка, в богатой складками одежде, с застывшими в легкой печали лицами и прозрачными глазами. Тщательно подобранные позы, длительность самого процесса фотографирования (дедушка сказал, тогда говорили не «фотографировать», а «кодакировать»), нежные руки ретушера делали всех очень красивыми.

Дедушка тыкал тоже коричневатым, пропахшим кофе пальцем в бледные овалы лиц:

– Вот дядя двоюродный… Вот дед мой, офицер. Видишь – с барышней… А в руках у нее что?

– Сирень… – помолчав, признал Владя. – Только желтая, разве так бывает?

– А кто ее поймет, какая она была. Вот тетя моя. Красавица известная.

Рядом с красавицей-тетей сверкала улыбкой какая-то черненькая, со сросшимися бровями девица. Владю поразило то, что у девицы, прямо как у его тети Маши, были вполне себе заметные усики, но при этом девица была красивая.

– А это кто?

– А кто теперь поймет… Знакомая ее. А вот это, смотри – кто такие?

Перевернулся лист картона, и Владя увидел большой, истершийся уже снимок: просторная комната, диван, драпировки, пальмовые пятерни растут сбоку как будто из воздуха – кадку время съело, а их не тронуло. А посреди комнаты – семейство.

– Краси-ивые… – затряс головой Владя.

На краешке дивана сидел, по-оленьи приподняв голову, господин с мягкой бородкой. Рядом расположилась дама с поэтической грустью в прозрачных глазах. Ее юбка занимала весь оставшийся диван, и Владя будто услышал, как шумела тяжелая ткань, когда дама садилась. А на ковре пытались изображать беспечную игру в мячик, но на самом деле – тоже застыли восковыми фигурками два мальчика и девочка. Один мальчик смотрел прямо на Владю, второй шевельнулся и получился полусмазанным, а от девочки, сколько Владя ни вглядывался, оставались в памяти только кружева, бантики и ручка с вытянутым указательным пальчиком.

– Это отец мой, твой прадедушка. Это – моя мама, прабабушка твоя. Вот братик мой Юра, вот – сестренка Лика, а это кто? – дедушка с неожиданной нежностью погладил полусмазанного мальчика по голове.

Владя посматривал на мальчика, на дедушку, на мальчика, на дедушку – и молчал. У дедушки глаза были живые и немножко страшные, но совсем не прозрачно-пустые.

– Ну?

Владя снова запыхтел и вдруг выпалил:

– А мама сказала, что папа в командировку уехал, а папа, когда чемодан собирал, сказал, что это вы с бабушкой его выгнали.

– Не слушай, врут оба, – отрезал дедушка и закрыл альбом.

– И мама врет?

– Не врет, придумывает. Мама врать не может, – и дедушкин лик опять посуровел. – Ты ведь маму любишь?

Владя начал медленно, густо краснеть – будто лопоухий чурбанчик его головы охватывало ленивое пламя. Он хотел сказать, что больше всего на свете он любит этот кабинет, пасьянсы, запах кофе и, наверное, дедушку. Но ему было стыдно.

– Люблю, – неопределенно подтвердил наконец Владя и ковырнул пальцем обложку фотоальбома: – Давай еще посмотрим…

Скоро Владю отдали в школу. На первое родительское собрание пришла не мама, а бабушка. Она печально и обстоятельно поведала классной руководительнице, какой Владя трудный ребенок: невоспитанный, невнимательный, ленивый, грубит. Бабушка сама когда-то работала учительницей, и именно на этой ответственной должности приобрела кислое лицо. Владина классная руководительница Полина Васильевна имела вид не кислый, а скорее безнадежно серьезный. Она покивала крупной кудрявой головой и сразу же отвела Владе в классной иерархии место рассеянного двоечника, которого надо тянуть и тянуть – буквально до треска.

Сразу же поняв, что и тут им недовольны, Владя безропотно согласился быть двоечником. А Полина Васильевна по несколько раз в день, прижавшись бедром к его парте, заглядывала во Владину тетрадь, тихонько прищелкивала языком, качала головой и говорила что-нибудь соответствующее моменту:

– Ровнее, ровнее… Ну вот, на поля залез… Переделывай, Владик, переделывай.

Одноклассники с брезгливым интересом разглядывали розовые аллергические корочки у Влади на руках, и он все время старался поглубже втянуть кисти в рукава.

А к маме тем временем стал ходить розово-белесый дядька, любитель полосатых рубашек – коллега Александр. Он приносил вино, конфеты. Мама и дядька сидели на кухне, шуршали фантиками и посмеивались. Дедушка однажды вышел в коридор, поздоровался с маминым коллегой, непроницаемо на него поглядел и с тех пор всегда пережидал визиты Александра у себя в кабинете.