Вирус - Сергей Федоранич

– Не имею понятия, скорее всего, нет. Дима не был официальным отцом Костика, поэтому по закону он ничего не наследует. А завещание… Сомневаюсь, что Костик в нем упомянут.

– Они общались?

– Как отец с сыном? Нет. Костик знает, что мой муж – не его биологический отец, но никакого рвения ни с одной стороны, ни со второй общаться не было.

– И Шелехов нисколько не помогал? Не интересовался жизнью сына?

– Помогал, интересовался. Но не открыто. Это все вопросы?

– Нет, осталось совсем немного.

– Вы хотели пообщаться со мной по поводу моей семьи или по рабочим вопросам? Я не даю вам согласия на публикацию сведений о моем сыне и его отце. Понимаю, что скоро все СМИ об этом напишут, поэтому не уклоняюсь от ответов, но все же взываю к вашей профессиональной этике. Ни я, ни мой ребенок не замешаны в смерти Димы. Никаких выгод у нас нет, не планировалось и быть не может.

Максим задал еще несколько вопросов, не относящихся к семье Наташи, на которые она ответила быстро и без подробностей. Она успокоилась: все, что было сказано, известно многим людям, и это всплывет непременно. Разве что жена Димы не захочет этого да его высокопоставленные друзья не допустят – если Дима, конечно же, остался «своим».

Про деньги Максим не спросил, потому что не знает. И про Катюшу тоже ничего не знает – иначе спросил бы, за что она получила от министра деньги. Наташа знала, что ответить на этот вопрос, но он не был задан.

Зато за время их встречи она немного поняла этого парня. От него исходила не опасность. Он вовсе не угрюмо замкнутый, как будто готовится наброситься. Нет. Наташа перепутала опасность с еще более сильным и разрушающим чувством. Это скорбь.

Макс, Москва, 13 марта года

Если пройти вдоль Арбата, уткнешься в здание Министерства иностранных дел, его нужно обогнуть и спуститься на Ростовскую набережную. Там очень красивый вид и утром, и днем, и вечером, и даже ночью.

Здесь-то меня и прихватило.

С какой циничностью Добронравова отвечала о проделках министра, как горячо говорила, что любая человеческая жизнь достойна быть отомщенной… Я не стал спрашивать у нее про деньги и связь ее дочери с министром. Я неплохо понимаю ее состояние, судя по всему, она испытывала какие-то чувства к Шелехову… Пусть немного отойдет, и если надобность спросить про деньги сохранится, я встречусь с Натальей еще раз и спрошу. Она не похожа на человека, который скрывает какую-то тайну, что-то страшное и противоестественное. Наталья Добронравова не вызвала у меня неприязни, обычная женщина со своими жизненными заморочками. Не мне судить ее ситуацию, это их семейное дело.

Но вот с ее мнением, что не бывает таких обстоятельств, при которых нет другого выхода, кроме как убить человека, я бы поспорил. Нет, Наталья, иногда все эти высокопарные правила не работают. Иногда лучшей кары, чем убийство, просто нет.

Если бы в смерти моей дочери был виноват министр, я бы сделал это.

Обычно на меня накатывает ночью, разбивает, как инсульт. Та ночь снова возвращается и проигрывается до конца. И не останавливается, что бы я ни делал – хоть кричи, хоть плачь, хоть смотри порно, что угодно, все будет задним фоном. Пытаясь найти спасение, я прочитал, что можно отделять эти воспоминания от своей головы. Но получалось отделять всю голову целиком и не думать вообще ни о чем. Эти воспоминания были крепко пришиты ко всем остальным.

Я не могу вспоминать все это. Воспоминания хоть и обрывочные, но даже сейчас, год спустя, душат меня, становятся такими реальными, так остро чувствуется запах лекарств, бензина в «Скорой», так больно мне держать на руках умирающую дочь. Но они все равно накатывают, все равно, все равно…

Проснулся я от того, что Сонечка хрипела. Не храпела, не кашляла, а именно хрипела. Страшный хрип напугал меня до ужаса. Малышка больна, и это не к добру. Вырванный из сна острой тревогой, я подскочил, не понимая, что делать, выбежал на кухню, чтобы прийти в себя. Когда сон окончательно ушел, я вернулся в комнату и прислушался. Если пытаться трубочкой вытянуть молочную пенку со дна бокала, звук будет примерно такой же. Черт, неужели пневмония?

Я поставил малышке градусник, она даже не проснулась. На часах было около пяти утра, телефон врача не отвечал, я позвонил в «Скорую». «Скорая» приехала очень быстро, я разбудил дочку заранее, чтобы Сонечка не испугалась, когда войдут врачи. Малышка открыла глаза, закашлялась и снова закрыла их. Градусник показал 38,9.

Приехавшим врачам я почти бросился на шею. За двадцать минут у Сонечки случилось несколько продолжительных приступов кашля, она не могла остановиться. Я хотел дать ей воды, чтобы хоть как-то успокоить кашель и першение в горле, но Сонечка не смогла пить, была очень слабой, губы посинели. Малышку вырвало, она начала тихо плакать и продолжала кашлять.

Врач, молодая женщина, выглядела серьезной и обеспокоенной. Ее коллега, парень лет двадцати, с очень деловым видом держал в руках оранжевый пластмассовый чемодан.

– Сколько девочке лет? – первым делом спросила врач.

– Четыре, – ответил я. – У нее грипп, мы под наблюдением врача. Я проснулся ночью от того, что Сонечка хрипит. Страшно хрипит.

– Сколько времени болеет?

– Первый день.

– Что принимаете?

Я подал листочек с назначением педиатра. Сонечка испуганно смотрела на врачей, до этого она сталкивалась с ними год назад, когда заболела ветрянкой. Тогда ей ставили уколы, а она их боится. Я сел рядом с дочерью, обнял ее и сказал:

– Не бойся, папа рядом.

– Можно я тебя послушаю? – спросила врач у Сонечки. Та нехотя согласилась, но предварительно посмотрела на меня вопрошающе, мол, папа, а это обязательно? Я кивнул.

Доктор слушала Соню очень долго, и ее лицо становилось все серьезнее и серьезнее. Я перепугался не на шутку.

– Ну что там? – спросил я.

– Я боюсь, пневмония, – ответила врач. – На ухо я слышу хрипы, но они не столь выражены, однако общее состояние показывает острую форму. Вероятно, это вирусная пневмония. Вы сдавали анализы на определение штамма гриппа?

– Мы сдавали анализ крови, – сказал я. – Но результаты не готовы, только утром сделали забор крови, прямо здесь, дома.

– Других анализов вам не назначали?

– Нет.

– Собирайтесь, мы госпитализируем девочку.

– Куда?

– В больницу, если это вирусная пневмония, это серьезно. Время терять нельзя.

– То есть нас будут лечить антибиотиками?

– Антибиотики при вирусной пневмонии бесполезны, – ответила врач. – Давайте не будем сейчас избирать метод лечения ребенка, а доставим ее к специалистам в стационар. Собирайте вещи.

– А что нужно?