«Крот» - Павел Барчук

без обратного билета. Но, зная ее натуру и фантазию, не удивлюсь, если снова всплывет какое-нибудь дедовское снадобье.

— Вы сможете рассчитывать на какой-то благополучный исход, если внезапно покинете этот бренный мир. В данном случае имеется в виду, покините его для всех, кто в вас заинтересован. Комитет и ЦРУ. Вот о ком речь. — Вадим, не чувствуя приближающейся беды, искренне продолжал строить схемы.

Я, честно говоря, ждал, что Вадим продолжит список и упомянет третью составляющую занимательного аттракциона по охоте на Комарову. Человека, или людей, желающих Александре Сергеевне трагичной смерти. Но блондин промолчал. Причем это было не то молчание, которое должно сохранить тайну. Он реально не знал, что возможно в верхушке ЦРУ имеются, условно говоря, предатели, действующие в своих, личных интересах.

Я с любопытством посмотрел на Комарову. Она тоже посмотрела на меня, но без любопытства, сурово. В ее взгляде был конкретный такой намек, мол, Максим Сергеевич, держите вопросы при себе. То есть, выходит, Маркову она о своей теории не рассказала? Так, что ли? Нашла объяснение появлению двух агрессивных типов, не упоминая правды? Это как, интересно? В очереди не поделили палку колбасы? Или что? И почему утаила от своего спасителя версию насчёт предателя?

— Хорошо. Какие будут предложения? — Я задал вопрос в первую очередь Белобрысому.

В конце концов, ему принадлежит идея насчёт фальшивой смерти. Пусть соображает. С Комаровой тоже непременно побеседую, когда закончится наш совет. Нам многое надо обсудить. Я уж не говорю про маленькие секретки Александры Сергеевны. Разговор будет чисто о Маркове.

— Предложения… — Вадим задумчиво уставился на меня.

Несколько секунд молчал. Потом перевел взгляд на Александру Сергеевну. Так же, в тишине, изучал ее некоторое время. Вдохновение иакал, наверное.

— Знаете, думаю, вариант имеется. — Он вдруг расплылся в довольной улыбке. — Не хочу никого обидеть, но твои коллеги — далеко не самого большого ума товарищи. Был однажды случай…Ты, наверное, в курсе. Должен был слышать эту историю. Из Аргентины приехал знаменитый джазист, который прямо в аэропорту заявил, что будет выступать в Союзе, только если ему организуют встречу с его кумиром. Речь шла про Утёсова. Великий Утёсов…

Белобрысый усмехнулся и покачал головой. Причем это была такая улыбка, будто с певцом он встречался лично. Более того, будто не просто встречался, а пил на брудершафт.

— Встречу было поручено организовать кое-какой уважаемой организации. Естественно, боже упаси, не подумай, что это было Министерство культуры. Как раз твои коллеги и занимались данным мероприятием. Сотруднику «организации» в чине капитана поручили всё устроить и быть переводчиком. Но, видимо, у вас в Комитете хорошо учат не испанскому языку, а чему-то другому. Иностранец приехал к Утёсову. Они выпили. Но общение с аргентинским гостем пошло как-то туго. Преводчик только «бэкал» и «мэкал». И тогда еще один человек, бывший в гостях у Утёсова, вдруг сказал, кивая на джазиста:

— Лёдя, а, по-моему, он еврей, — и произвёл контрольный «выстрел». Задал вопрос гостю в лоб. Естественно, на родном языке.

Джазмен радостно закивал. Дальнейшая беседа пошла на идише весело и раскованно. Только один из присутствующих был грустен и скован. Он уже представлял, как его завтра в лучшем случае тоже сковывают, а в худшем вытуривают с любимой работы. Заметь, какие интересные приоритеты.

Когда аргентинский друг уже одевался в прихожей, капитан затолкал хозяина дома в кухню и, порываясь стать на колени, начал умолять сказать, о чём они говорили. Утёсов пожал плечами и ответил:

— О синкопе.

Это — присказка. А теперь — сказка. В Комитете потом долго выясняли, где именно таинственную синкопу использует советский военно-промышленный комплекс, и требуется ли для работы с ней особый допуск. Хотя специалисты пытались объяснить начальству, что синкопа — это смещение акцента с сильной доли на слабую, храброе духом, но, уж прости, слабое умом начальство так и не поверило, что ради этого ехал из Аргентины специальный агент, потративший годы на освоение джаза, чтобы так замаскироваться. Как ты понимаешь, в то, что иностранец и правда джазист, тоже никто не поверил.

— Замечательно… — Я рассматривал довольного Вадима, который, закончив рассказ, тихо хихикал себе под нос. — И в чем суть этой поучительной истории? Она же поучительная?

— В том, что твои вышестоящие товарищи увидят конкретно то, что им покажут. Вот в чем суть. И даже, если начнут разбираться, все равно будут смотреть только вперед. Ни в лево, ни в право. Вперед. Поэтому, думаю, сделать вот что… — Марков даже лицом посвежел.

Либо его ужасно веселила перспектива выставить дураками чекистов, либо он уже видел себя, мчащемся на белоснежном кадиллаке где-нибудь в Калифорнии, по голливудскому бульвару.

— Вместе с Фиделем приедет его сын. Верно же? — Вадимка задал вопрос конкретно мне и при этом уставился с таким выражением во взгляде, будто Кастро все предыдущие годы лично Максиму Сергеевичу отчитывался о своих планах.

— Да. В составе делегации будет. Ты откуда знаешь? Эта информация не распространяется дальше определённых кругов.

— Знаю. — Ответил Белобрысый коротко. — Рауль Хосе Диас Балларт. Вот он нам и нужен. Вот через него мы все и провернём.

Глава 12

В которой я снова понимаю, что ни черта мне не ясно

— Александра Сергеевна, Вы бы, что ли, покушать сообразили. Огурчики, там. Редиску. Не знаю. Укроп, может, какой. Мы тут надолго, насколько я понимаю. Изрядно хочется перекусить. Согласен даже на такой скромный вариант, как салат из овощей.

Комарова в ответ на эти слова одарила меня выразительным взглядом. Ей явно не очень хотелось изображать из себя порядочную женщину и домохозяйку. А мне наоборот, сильно приспичило, чтоб она не стояла истуканом у Вадика над душой, угнетая его своим присутствием. Почему-то имелось ощущение, что Александра Сергеевна зорко бдит за тем, о чем идёт речь. Следит, что конкретно говорит Вадим. И самое главное, Белобрысый это прекрасно понимает. Он торжественно произнёс имя отпрыска Кастро, а потом замолчал. Сказал, надо еще немного подумать. Философ хренов. Стратег недоделанный.

Комарова, вроде, лишнего не исполняла, в разговор не вмешивалась, по голове нашего «друга» не лупила, но тем не менее, я хотел остаться с Белобрысым наедине. Есть ощущение, что вдвоем мы побеседуем более продуктивно.

— Нет там огурчиков. — Невозмутимо ответила Комарова. — С редиской тоже не задалось. Игорь Леонидович не особо тяготеет к хозяйственной деятельности. Так что насчет салата — это вряд ли. Да и потом, кроме имени сына кубинского лидера мы пока ничего не услышали сто́ящего. А хотелось бы иметь понимание, что за план созрел в голове у Вадима.

Намек был совсем не прозрачный. Александра Сергеевна открыто давала понять, кто девушку ужинает, тот ее и танцует. То есть, раз предмет торга находится у нее в руках, а точнее, в голове, то уж она точно должна знать все.

— В тумбочке макароны лежат. — Вмешался вдруг в назревающий спор Марков. — Можно сварить. Я бы, честно говоря, тоже не отказался. А то от консервов изжога началась. Насчёт плана — все успеется. Нужно этот вопрос обсудить без спешки. Как гласит старинная мудрость, поспешишь — людей насмешишь. А в нашем случае, не только это может приключиться. К тому же, ночка выдалась немного волнительная.

Вадим посмотрел на меня а потом добавил.

— Организм у меня, как говорили умные люди, измучен нарзаном.

— Вот и отлично! — Я вскочил со стула.

Поддержка Белобрысого с одной стороны радовала. Он же понимает, что вовсе не голод руководит мной, хотя он несомненно дает о себе знать. А с другой стороны — с хрена такие изменения в наших с ним сложных взаимоотношениях. Если только сам блондинчик имеет желание поговорить без лишних ушей. В частности, без ушей Комаровой. В любом случае, это хорошо, что он сейчас на моей стороне.

— А мы пока с Вадимом обсудим детали. Как дойдем до той части, где Вы, Александра Сергеевна, скоропостижно отбудете в мир иной, макароны уже сварятся. Появится прекрасная возможность присоединиться к нашей компании. Будьте любезны, порадуйте голодных мужчин простым, народным блюдом.

Комарова очевидно с бо́льшим удовольствием в мир иной отправила бы меня вместе с макаронами, судя по ее недовольному лицу, но, что удивительно, спорить не стала.

— Хорошо. Только имейте в виду, я тоже хочу