Лекарство для империи. История Российского государства. Царь-освободитель и царь-миротворец - Борис Акунин

По заключении мира, оказавшись в изоляции, Россия прежде всего должна была обзавестись союзниками. Самым естественным ходом казалось сближение с Пруссией, которая единственная из больших стран во время войны держалась по отношению к Петербургу более или менее сочувственно. К этому тяготел и новый царь, лично расположенный к берлинскому двору. Но в то время Пруссия была наименее значительной из великих держав, и ее поддержка мало что дала бы. Выбирать надо было между вчерашними врагами – Лондоном, Парижем и Веной (Австрия напрямую в войне не участвовала, но ее вооруженный нейтралитет стал одной из причин русского поражения).

При всей личной неприязни Александра к авантюристу Луи-Наполеону единственно возможным партнером казалась Франция. «Вероломную» Австрию и «вечно гадящую Англичанку» в Петербурге ненавидели, французы же выказывали готовность к сближению.

Дело в том, что Маленький Наполеон (как называли племянника великого завоевателя) после крымского триумфа, мало что давшего его стране, нацелился на Италию, контроль над которой тогда принадлежал Австрии. Император очень нуждался в партнере, который сдерживал бы австрийцев. Так у российского правительства появилась отличная возможность, во-первых, составить важный альянс, а во-вторых, расквитаться с Веной.

В ознаменование важности союза партнеры взаимно повысили уровень дипломатического представительства. В 1856 году в Париж посланником отправился крупнейший деятель николаевского царствования граф П. Киселев (что заодно позволило освободить занимаемое им кресло министра государственных имуществ); посланником в Петербург был назначен граф де Морни, единоутробный брат Луи-Наполеона.

В следующем году состоялась встреча двух государей, французского и русского. Отец Александра всячески третировал Наполеона III, не признавая этого парвеню ровней, теперь же ситуация переменилась, и в искательном положении находился русский император. Александру Николаевичу это было мучительно, а самоуверенный француз еще и позволил себе заступаться за поляков, то есть вмешался во внутренние дела России. Выйдя после встречи, царь сказал: «Со мною посмели заговорить о Польше!» – так громко, что это было услышано всеми.

Петербург все-таки оказал Парижу дипломатическую поддержку во время франко-австрийской войны 1859 года, но альянс с Луи-Наполеоном продлился недолго и был разорван из-за рокового польского вопроса. Во время восстания 1863 года французский император был вынужден занять резкую антироссийскую позицию, поскольку общественное мнение в его несамодержавной стране было целиком на стороне поляков. На этом дружба и закончилась.

Россия предпочла другого партнера, пускай менее сильного, но проявившего больше понимания к «польским затруднениям» Петербурга: Пруссию.

Августейшие особы на Парижской выставке. Литография. 1867 г.

В центре композиции русский царь и французский император, погруженные в беседу, но к этому времени отношения между Петербургом и Парижем уже холодные

К тому же баланс силы и слабости вскоре должен был перемениться. Пруссия готовилась к тому, чтобы превратиться в Германию.

Бисмарк решил воспользоваться франко-русскими разногласиями по польскому вопросу, и состоялся взаимовыгодный (хоть официально и не оформленный) обмен: Пруссия проявила солидарность с российской политикой в Польше, а год спустя Россия с точно такой же снисходительностью отнеслась к прусской аннексии Шлезвиг-Гольштейна, отобранного у Дании. Эта уступка была особенно значительна, поскольку маленькое северогерманское государство издавна считалось зоной русских интересов (все цари, начиная с Петра III, происходили от гольштейнского герцога Карла-Фридриха, женившегося на дочери Петра Великого).

Но это было лишь первой ступенькой грандиозного бисмарковского плана. На следующем этапе Пруссии предстояло победить Австрию в давнем споре об общегерманском лидерстве. Необходимым условием для победы в этом конфликте был нейтралитет России – и в Петербурге не стали вмешиваться, когда в 1866 году в короткой, победоносной войне пруссаки разгромили одряхлевшую австрийскую империю.

Отто фон Бисмарк. Литография. 1866 г.

После этого объединению Германии под эгидой династии Гогенцоллернов могло помешать только противодействие Франции, которая никак не могла допустить создания у своей границы столь могущественной державы.

И опять между Берлином и Петербургом возникло нечто вроде обменной операции. Россия не помешала Пруссии развязать войну 1870 года, а затем не противодействовала провозглашению всегерманского государства в 1871 году – а правительство Бисмарка не стало чинить препятствий для осуществления давней мечты Петербурга о пересмотре итогов Крымской войны.

Уже осенью 1870 года, вскоре после разгрома французов под Седаном, Горчаков циркулярной депешей известил все государства, что Россия более не намерена соблюдать запрет на создание Черноморского флота. Момент был исключительно удачный. Франция была повержена, Австрия еще не оправилась от поражения. Англии из-за Черного моря воевать тоже не хотелось.

Конечно, разразился дипломатический кризис, в Петербург полетели ноты протеста, но новая великая держава Германия отблагодарила Россию за поддержку. При посредстве Бисмарка была собрана Лондонская международная конференция, которая в феврале 1871 года отменила самые унизительные статьи Парижского договора, запрещавшие России иметь военный флот в собственных водах.