Чего хочет женщина - Татьяна Полякова

К вечеру у меня опять поднялась температура. Телефон звонил,а я даже подойти не смогла: головы от подушки не поднять. Муж из театравернулся, напоил меня чаем и даже поцеловал, правда, в лоб, но с большойнежностью. Я нуждалась в утешении и припала к его груди, он стал говоритьчто-то ласковое и гладить меня по плечам, потом принес лекарство с кухни,заставил выпить, растер грудь какой — то гадостью, в общем, проявил заботу. Тутопять зазвонил телефон, Валерка подошел, снял трубку и очень зло ответил:

— Нет ее.

Я голову от подушки оторвала и спросила:

— Кто?

— Никто, — сказал он. — Номером ошиблись.

Видно было, что врет, и на душе у меня вдруг как-то сталонехорошо… Валерка сел рядом со мной, за руку взял и принялся о театрерассказывать. Я его слушала, понемногу успокаиваясь, и не заметила, как уснула.

Ночью меня точно ударили: вскочила в постели, страшно так, ичувствую, что беда рядом. Я хотела встать, позвонить Димке или Таньке, а лучшеобоим, но от моей возни проснулся Валерка.

— Ты чего? — спросил испуганно. Ночные страхипоказались мне глупыми.

— Сон плохой приснился, — слукавила я. Валеркаменя обнял, к себе покрепче прижал, шепча на ухо что-то нежное и бестолковое.

В восемь утра звонок в дверь, Валерка открыл. В комнатувлетела Танька, не бледная даже, зеленая какая-то. Я испугалась.

— Что? — спросила, а она в рев.

— Ладка, что случилось-то, господи, что случилось!Димка Аркашу убил.

— Как? — ахнула я, отказываясь верить, а сердцеуже щемило: не зря, ох не зря меня ночью тоска мучила…

— Ладка, что будет, что будет-то, — вопилаТанька. — Лом, подлюга, все он подстроил. А я-то, дура, сама емуразболтала, о господи, все, все пропало.

— Да расскажи ты путем, — заорала я.

— Да что рассказывать, все, доигрались. Лом сволочь,говорила тебе, не вяжись, все он, все он. Я ему сдуру брякнула, что Аркаша умоей груди греется, ну, что на квартире твоей встречаемся, черт меня дернул емурассказать! Да разве ж я знала, господи? Мы с Аркашей, а в дверь звонок. Мы неоткрываем, ботать начали, того гляди дверь вышибут. Аркаша пошел, а я лежу.Слышу, Димкин голос, на отца орет, мне бы, дуре, выйти, а я лежу, уж очень злаяна Аркашу была, замучил старый черт, пусть, думаю, по мозгам получит. Димкаего, видно, за грудки схватил, а Аркаша ему пощечину, а Димка его и ударил. Якогда концы с концами свела да выскочила, Аркаша синенький лежит, а Димка мне:«Где Лада?» — «Как где? Дома. Болеет она». Димка к стене привалился, глазабелые… Сам милицию вызвал. Ой, господи, что теперь будет-то? Потянет всехДимка, всех, всех потянет. А срам какой, Ладка, срам! Слечу с работы, слечу.Ох, ты же знаешь, как я поднималась, все сама, все сама. И вот. Господи, зачто? Димку жалко, пропал парень, и Аркашу жалко, а себя-то как жалко, слов нет!

Танька по полу каталась в истерике, а я, как чурка, впостели сидела, голова шла кругом.

— Танька, Димка-то где? — крикнула, перекрывая еевой.

— Где, в тюрьме, где ж еще? Загремит теперь твой Димкалет на пять, если не больше. Ох, Ладка, шевелиться надо, ходы искать, пропадем,слышишь? Думай головой-то, думай, что делать.

Думай, не думай, а сделанного не воротишь. Димка отца убил исам себя ментам сдал. Жизнь, привычная, отлаженная, разом рухнула, а что дальшебудет, ведомо одному господу.

Скандал в городе вышел оглушительный, ни одна газета его необошла, разговоров, пересудов и сплетен было великое множество, а мне хоть наулицу не выходи. Конечно, об истинном положении дел в милиции наслышаны были,но нас не трогали; Таньку только раз вызвали, а обо мне даже не вспомнили.

По Димке я тосковала, ревела ночи напролет и все думала, какего из тюрьмы вызволить. Нашли хорошего адвоката. Димка от него неожиданноотказался, думаю, тут не обошлось без его маменьки. Что она ему там пела, мненеизвестно, самой с ним встретиться так и не удалось.

В день Аркашиных похорон Валерка был в театре. Про дорогогодруга даже не вспомнил, точно и не было его вовсе, зато ночью решил, что он мнемуж. Я принялась его разубеждать, и до утра мы громко и зло ругались.

От моей прежней жизни остались осколки, душу грели толькоТанька да припрятанные деньги.

Танька поехала на кладбище, переживала она по-настоящему,рыдала взахлеб и все чего-то боялась. Проводив ее, я села на кухне помянуть водиночестве Аркашу. Налила рюмку водки, заревела, да так и осталась сидеть застолом, раскачиваясь, подвывая да слезы размазывая.

В дверь позвонили, я пошла открывать и замерла отнеожиданности с открытым ртом: на пороге стоял Пашка Синицын, Ломов дружок, инагло мне ухмылялся.

— Чего надо? — грозно спросила я, потому что возлемоей двери делать ему было нечего.

— Лом велел тебя привезти.

— Что значит привезти? Пусть позвонит. Договоримся.

— Значит, так, Лом сказал — будет трепыхаться, хватайза волосья и тащи. Мне что сказали, то и сделаю. Поехали.

Я одевалась, а у самой дрожали колени. Господи, чтоделать-то? Аркаша умер, Димка в тюрьме, кто за меня вступится? Ох, пропала мояголовушка.

Сели в машину, я на Пашку посмотрела жалобно:

— Куда хоть везешь-то?

— К Аркаше на дачу, там мужики его поминают.

Тут мне совсем нехорошо стало. От Лома можно было ожидатьлюбой подлости, надо срочно что-то придумывать, что-то такое, отчего Ломузахотелось бы со мной дружить. А в голове пусто, Таньку бы сюда с ее планами.

Приехали на дачу, внизу нас встретил Святов, тот ещеподлюга, хмыкнул и сказал:

— Пойдем.

Запер меня на втором этаже. Я сидела, ломая руки, ждала, чтобудет дальше. Внизу шумно, мужики галдят, у нас ведь как: начнут за упокой, акончат за здравие. Час сидела, два, три. Ночь на дворе, а я комнату шагамимерила, голова раскалывалась, в горле пересохло. Позвать кого-нибудь боялась,не сделать бы хуже. Так жутко было, хоть волком вой. Тут и появился Лом. Вохмелю, глаза дурные, и ремень в руках вдвое сложенный.