Оригами. Раннее - Нина Шевчук

ногами и усами. И те, и другие были невероятно длинны и придавали жирной маслине изящество и аристократизм.

Собственною судьбою Рыжик был удовлетворен не менее, чем своей блестящей, коричневой внешностью. Два года назад, еще молодой и наивный таракан, спасаясь из дихлофосного чистилища, совершенно случайно попал в квартиру закоренелого холостяка Ярика. Пристанище было бы пределом мечтаний даже для крупных грызунов, и только тот факт, что находилось оно на пятом этаже, лишал последних возможности обосноваться в этом замечательном месте. Ярик жил один уже очень давно, и его одиночество обратило однокомнатную квартиру в истинный тараканий рай. Когда Рыжик думал о смерти, то самым пугающим в этих размышлениях была перспектива покинуть просторы тараканьего заповедника.

Обосновался Рыжик в одной из широких щелей, тут и там рассекавших подгнивший плинтус. Дырка имела форму стрельчатого окна и была так глубока, что вместила бы не менее трех массивных тараканьих телец. В ней было спокойно и уютно. Большую часть своего времени Рыжик проводил именно здесь, пребывая в полусонном состоянии и выползая только в двух случаях: когда в твердом тараканьем животике урчало, возвещая, что пора бы и подкрепиться, либо если просто становилось скучно и требовалось размять членистые конечности.

Несмотря на природную лень, таракан обожал свои вылазки. Полусантиметровый слой пыли, устилавшей все горизонтальные и большинство вертикальных поверхностей, нежно щекотал животик. Лапки мягко утопали в серой массе, будто в дорогом персидском ковре. Поиск еды не составлял никаких трудностей. Яблочные огрызки и банановые шкурки под диваном, не до конца обглоданные кости под кухонной мебелью, конфетные обертки с остатками подтаявшего шоколада, не говоря уже о хлебных крошках, которые повсеместно роняли наскоро сделанные бутерброды Ярика.

Кроме того, отовсюду изумительно пахло. Оттенки запахов разнились между собою и приводили Рыжика в неописуемый восторг. Целую вечность готов был провести таракан среди неделями не стиранных носков Ярика и собранных вокруг мусорного ведра пузатых, ароматных пакетов.

Но самым жизнеутверждающим обстоятельством сожительства Рыжика с Яриком было то, о чем не мог бы мечтать ни один из ныне живущих «стасиков»: абсолютная и не подлежащая сомнению безопасность. Это Рыжик понял еще полтора года назад, в одну из своих вечерних вылазок.

На кухне тускло мерцала совдеповская люстра, более походившая на глиняный горшок и, в принципе, равная ему по светопроницаемости. Ярик сидел за столом с остановившимся взглядом, причем остановился его взгляд на почти допитой поллитровке. На нем была засаленная, когда-то белая, майка и протертые на коленях спортивные штаны с лампасами. Недельная небритость на яриковом лице очень гармонировала с окружающей обстановкой.

Плавно и осторожно Рыжик высунул из щелки половину маслины. Обычно он так не рисковал и до наступления темноты не высовывал носа из своей норки. Но сегодня, оправившись от двухсуточного полусна, он был не по-тараканьи голоден и чувствовал, что еще чуть-чуть и в стрельчатом убежище будет лежать хрустящий трупик бесславно сгинувшего тараканчика. А если уж умирать, то точно не от голода. Более глупой смерти, находясь среди такого изобилия отбросов и представить себе нельзя.

Медленно поводя чувствительными усиками на голове, Рыжик стал продвигаться к кухонной мебели. И вдруг обомлел. Уже достаточно опытный таракан, он ороговевшей спиной почувствовал на себе взгляд и замер.

«Уж лучше бы от голода, чем в лепешку. В ЛЕПЕШКУ! Ой, мама!», — крутилось в голове застывшего таракана. Он прекрасно знал, что должно было произойти далее и, зажмурившись, не двигался с места.

Но ничего не происходило. Ярик по-прежнему не шевелясь сидел за столом, а его тусклый взгляд уныло упирался в насекомое аномально больших размеров.

«Эка тварь, — вдруг хрипло, как из ржавой водопроводной трубы, вырвалось из ярикового горла. — Такой здоровый». Неожиданно тусклые глаза заблестели и Ярик заговорил скорбным голосом. «Хорошо тебе, тварюка жирная. Живешь ни о чем не думаешь».

«Ни фига себе, ни о чем, — подумал таракан. — Сидишь здесь, жрешь, пьешь. Взбредет тебе в голову — и хлопнешь меня подошвой».

«Ты не бойся, — будто отвечая на мысли Рыжика, всхлипнул Ярик, — я тебя убивать не буду. Что мне с того? Я ведь, по сути, человек хороший»…

Тут Ярик пустился в долгое, нудное повествование о своей непутевой жизни. Таракан не двигался с места. Чувство страха постепенно отступило и на смену ему пришло искреннее сочувствие этому огромному, нескладному существу, так не по-тараканьи халатно относившемуся к собственной жизни. Ярик причитал, плакал, жаловался, ругался матом, а таракан внимательно слушал и сочувственно шевелил усиками, напрочь позабыв о всякой опасности. Вернулся в свою норку он уже глубокой ночью, когда Ярик мирно заснул, распластав небритую щеку по пустой тарелке.

С тех пор Рыжик понял — бояться нечего. Сентиментальное их общение периодически повторялось и таракан уже не стеснялся, слушая мученические излияния Ярика, трескать скатанные и заблаговременно приготовленные его новым другом комочки хлеба. Таракан проникся искренней любовью и благодарностью к пьянице и не представлял своего существования где-нибудь в другом месте — даже на самой ароматной городской свалке.

И теперь, мирно лежа на боку в своей норке, он в очередной раз размышлял о том, как все-таки прекрасна жизнь.

Сквозь тягучую дремоту до него глухо стали доноситься странные звуки. По полу чем-то елозили и это что-то время от времени ударялось о плинтус, сотрясая жилище Рыжика. Вдруг в норку потянуло истошно-мерзким запахом, который заставил таракана проснуться. Такой ужасный запах раз в месяц шел из ванной, когда Ярик решался постирать свою ароматную одежду. Беспокоил тот факт, что подвиг стирки был совершен всего два дня назад, и повторение вонючего действа через столь короткий промежуток времени настораживало. Медленно подняв маслину на ножки, таракан смело выполз из норки. И обмер.

Тараканий рай, чудесное, милое, грязное пристанище было изуродовано. Тонкие лапки Рыжика скользили и подкашивались на гладко вылизанном, воняющем какими-то цветами, полу. Яркий свет из вымытого плафона, более не походившего на глиняный горшок, заливал кухню. Ни крошки съедобного не валялось на ранее изобильных линолеумных полях. За покрытым новой, белой скатертью, столом чинно сидело существо, походившее на Ярика. Оно было вылизано не хуже, чем пол: стриженные волосы, бритый подбородок. Мерзко-белая майка, накрахмаленная и выглаженная, топорщилась на исхудавшем теле. Вместо обычной бутылки перед мужиком стоял заварной чайник. Похлербывая из новой чашки в цветочек, Ярик сверкал во все стороны туповатой улыбкой.

Но самое ужасное разместилось около мойки. Оно было огромное и устрашающе хрустело юбкой пестрого халата. Существо издавало высокие звуки, которые почти парализовали опешившего таракана.

От горя и недоумения выползший на самую середину кухни Рыжик приподнялся на задние ножки и