Оригами. Раннее - Нина Шевчук

натягивать свой легко расползающийся по швам отпускной бюджет на непомерные курортные цены и от того спокойных и умиротворенных. Тот факт, что удобства по старой доброй традиции размещались во дворе, иногда даже в соседском, никогда не пугал постсоветского туриста. В этом была своя, ностальгическая романтика. Для жителей деревни сдача в аренду аккуратных сарайчиков, которые высокомерно именовались «времянками», было неплохим подспорьем.

В первый летний день Валентин и Зинаида Сенюшкины начинали сложный ритуал подготовки своего «пансионата» к приему отдыхающих. Коробки, инструменты, ветошь — все это уносилось в сырой подвал или затаскивалось на чердак, чтобы, в конце курортного сезона вновь вернуться в «гостиничный номер». Зинаида выметала сор, вытирала пыль, мыла полы и окна; Валентин белил, красил и подправлял все, что можно было побелить, покрасить и подправить. За этим следовал монтаж двух панцирных кроватей, в своем бессмертии способных дать фору любому Кащею, и расстилание ковровых дорожек в разноцветную полоску. Громкий вздох облегчения, который оба супруга издавали всегда одновременно и не сговариваясь, символизировал окончание священнодействия. Теперь оставалось лишь дожидаться клиентов.

За реализацию путевок в семейную «мини-гостиницу» Сенюшкиных отвечала их дочь, Антонина, студентка третьего курса пищевого техникума. Тоня не подводила родителей и исправно получала свою долю от доходов предприятия, которую имела право не вкладывать в семейный бюджет. Каждый год после окончания сезона она щедро пополняла свою грандиозную коллекцию дешевой бижутерии гроздьями и кольцами новых сережек, браслетов, кулонов и колье самых разных цветов и размеров. Комната общежития, в которой Сенюшкина-младшая жила в течение учебного года, из-за обилия пестрых украшений всегда имела праздничный рождественский вид. Однокурсницы ходили сюда, как на экскурсию. Экспонаты было дозволено трогать руками, но не одевать.

— Ну дай мне вот эти бусики на свиданку, пожалуйста, — просила иногда какая-нибудь из Тониных подруг.

— Не могу.

— Ну почему? Я сразу же верну!

— Все вещи обладают энергией хозяина. Если наденет кто-то другой, энергия испортится, — с трудом выдавливала из себя Тоня подобие фразы, которую как-то слышала по телевизору.

Подруг у нее было не много. Но девушку это не очень печалило.

Однажды очередным жарким летом в сарайчик Сенюшкиных заселились три очень миленькие девушки-студентки, которых Тоня обнаружила на факультете бродильного производства и виноделия. Услышав название специальности, мать, Зинаида, поначалу воспротивилась потенциальным клиентам.

— Небось выпивохи какие? — поинтересовалась она у дочери.

— Ты, мать, что, дура? Сейчас на всех факультетах выпивохи есть. Не выдумывай!

Как и пообещала Тоня, никакого беспокойства чете Сенюшкиных девушки не доставляли. Почти все время они проводили на природе, гуляя по окрестностям с ровесниками, местными и отдыхающими.

— Хорошие девочки, — печально произнесла Зинаида, провожая взглядом хрупкие фигурки, тянущие турецкие клетчатые сумки к автобусной остановке, когда к Приозерному уже начал подбираться сентябрь.

— Хорошие, — согласился Валентин, не отрывая взгляда от экрана громоздкого «Фотона», который в теплое время года выносили на улицу под навес, чтобы дышать свежим воздухом во время просмотра. Кроме того, он выполнял роль летнего кинотеатра для постояльцев.

— Я такая, чтобы они хоть весь год жили. Тихие. Никакого неспокойства, — продолжала Сенюшкина.

— Никакого, — снова согласился Валентин и громко поскреб щетинистый подбородок.

— Все в свой хутбол чертов пялишься? Сходил бы лучше воды наносил.

Сенюшкин покорно вздохнул и вышел из комнаты. Зинаида сняла засаленный фартук и пошла в сарайчик осмотреться после отъезда клиентов.

Времянка была непривычно пуста, и только обнаглевшие к августу мухи рассекали спертый воздух и садились на низкий потолок. Остановившись посредине комнаты, Зинаида по-хозяйски осмотрелась. Может быть, девицы чего забыли? Иногда отдыхающие оставляют после себя любопытнейшие вещи, которые вполне могут пригодиться в хозяйстве.

На первый взгляд, ничего особенного в комнате не было. Но вдруг уже было разочарованная женщина заметила что-то разноцветное под маленькой тумбочкой. С трудом изогнув массивное тело, Сенюшкина наклонилась и взяла в руки пластиковую баночку, наполненную прозрачной студенистой массой. На ярко-синей этикетке красовалась желтая надпись:

LUBRICANT

— Крэм какой, что ли? — спросила она вслух сама себя. — Импортный. Дорогой, наверное.

Зинаида сильно напрягла практически неиспользуемую часть памяти, которая когда-то отвечала за багаж школьных знаний и хранила в себе обрывки латинского алфавита. Наморщив лоб и выпучив глаза от умственного напряжения, она громко прочла по слогам:

— Лу-бри-кант!

Слово коротким эхом разнеслось по пустой комнате, и Зинаида вслушалась в его звучание.

— Лубрикант, — снова повторила она. — Ишь ты!

Женщина еще раз, со всех сторон осмотрела баночку, недоуменно хмыкнула и сделала категорический вывод:

— Для лица. Точно.

Громко звеня длинными серьгами, выполненными в стиле веток рябины, Тоня властно отворила калитку и ступила на тропинку, тщательно очищенную от палой листвы и куриного помета к ее приезду.

— Мама, папа, знакомьтесь, — сказала Антонина, — это Николай.

— Можно просто Коля.

Сенюшкины с недоумением смотрели на молодого человека. Рядом с Антониной, сочетавшей в себе мощную отцовскую стать и унаследованную от матери грудь, размером в два баскетбольных мяча, Николай смотрелся, примерно, как самец рыбы-удильщика рядом со своей самкой. Маленький, тощий, в мешковатом пиджаке и коротких брюках над потертыми кедами, он кренился вправо под весом большой спортивной сумки, ремень которой жестоко врезался в костлявое плечо. Коля с сомнением взглянул на ручищу Валентина Сенюшкина, протянул ладонь для рукопожатия, а в следующую секунду сдавленно хрюкнул и побледнел. Отпущенная на свободу маленькая кисть затрепыхалась в воздухе. Зинаида попыталась загладить неловкость и заключила юношу в гостеприимные объятия.

— Очень приятно, — на городской манер произнесла она.

Визит дочери всегда был радостью для Зинаиды, а известие о том, что Тоня приедет с кавалером, повергло женщину в деятельный восторг. Два дня Сенюшкина готовила, прибирала дом и участок. Угрожая физической расправой, она заставила Валентина побриться, а утром обрядила мужа в новую рубашку, голубую с темно-синими полосками. Зинаида договорилась с Тамарой, продавщицей единственного в Приозерном магазина, и та раздобыла две банки качественной красной икры, за которыми пришлось идти после закрытия, дабы не возбуждать подозрений соседей.

Сияющая Сенюшкина, облаченная в цветастое новое платье, делавшее ее еще более необъятной, радушно улыбнулась и пригласила всех за накрытый на веранде стол. Там уже томилась в ожидании кастрюля щей, по габаритам больше напоминавшая бочку, рядом с которой вулканическим столбом поднимался пар от огромного блюда с вареной картошкой, окруженного тазами салатов. Повсюду стояли тарелки с разнообразными соленьями и маринадами. Тут же, в специальной посуде, покоились тела трех куриц, запеченных в духовке. В центре стола гордо вздымала тонкое горло внушительная, запотевшая бутыль белесого самогона, вокруг которой водили хоровод бутерброды с икрой.

При виде всего этого великолепия, лоб Николая покрылся испариной.

— Извините, — проблеял он, — у меня панкреатит.

— Отец