Свой ключ от чужой двери - Инна Бачинская

Кто был? Ну, все свои были. Слава был Дубенецкий, муж Лии, бывший, родители Лии, конечно, мать и отчим… Эдик, Лара Бекк, Дергунец недоделанный, он у нас по компьютера́м… Дружок мой приехал с Дальнего Востока, Дреня Разум, то есть Андрей Иванович Разумов, с женой. Он недавно женился на малолетке, так, ничего особенного. Да, сестра Лии еще была. Нонна. Ну как, знаю ее поскольку-постольку, через Лию. Лия ее приглашала с нами в ресторан раз или два. А больше нигде и не пересекались вроде. Точно, нигде!

Дубенецкий? Мы с ним еще в школе вместе учились. Да нет, особой дружбы не было. Он все книжки читал. А тут я вернулся… когда? Лет шесть будет… у нас с Дреней Разумом был рыбный заводик в Находке… да, шесть лет почти. Потом отбили его у нас… Был там такой Самсон, из местных…

Ну, ловить там больше было нечего, я и вернулся. А тут Дубенецкий! Идея у него была организовать неправительственную организацию по охране окружающей среды. Попросил меня раскрутить. Он ведь только по идеям мастер. Я сначала подумал: бред сивой кобылы. А потом, дай, думаю, попробую, почему не попробовать? Я ничего не теряю. Ну и раскрутились! Пять лет будет летом. Лия уже и программу юбилейную сочиняла. И фейерверк обязательно. Я обещал.

Почему ушел Дубенецкий? Да так… как-то… не мог пережить… что Лия его бросила. Оно и к лучшему. Я ему, правда, намекнул, что вроде как не выпадает теперь нам вместе… Он ее очень любил. Хотя какой из него муж? Ему бы все книжки читать. А она любила яркую жизнь, бедная. Погулять, повеселиться, потанцевать… я и сам такой же заводной. Ей с ним – с тоски хоть вешайся. И потом, если честно, Славик отстал от жизни! Слабак. Сейчас время такое… для настоящих мужиков. У нас с ним непонятки начались. Тут я с одной германской фирмой контракт надумал заключить, и правление не против. Сроком на год, по осушению болот в черте города, за химкомбинатом. Их разработки, техника, инженера. Рабсила местная. А Дубенецкий уперся рогом в стенку – зачем деньги бросать на ветер? Нужно решать социальные проблемы, которых выше крыши. А я ему: «Мы ж экология, а не собес. Мы природу спасаем, пойми, чудак!» Ну, бабки, конечно, немалые, это не бомжей кашей кормить! Для истории стараемся. Ну, там и другие моменты накрутились. А тут у нас с Лией началось… Они последний год и не жили вместе, считай. Он на даче, а она на городской квартире. Разве можно оставлять такую женщину одну?

Он всегда был не того… не понимаю я таких! Отмороженный. Книжки это хорошо, конечно, но кому они сейчас нужны? Совки были самой читающей нацией, ну и дочитались! Я понимаю еще – юморные или эти… триллеры, а то читает всякую фигню на английском! Он человек неплохой, я его, можно сказать, уважаю, но без перспективы, понимаете? Без полета! Он остался… понимаете, а поезд – тю-тю! Ушел. И Лия говорила – нудный, несет что попало, даже непонятно, как будто заговаривается. И вечное нытье: не надо рисковать, не надо то, не надо се… В наше время кто не рискует, не пьет шампанское! – Удовиченко довольно хохотнул. – Фонду нужны сильные люди, чтобы не потонуть. Я Дреню Разумова чего вызвал? Не только на свадьбу, но и по делу. Он мужик надежный, мы с ним делов хорошо покрутили в свое время. Сплоховали, конечно, по молодости. Теперь ученые. Он пока ни да ни нет – думает. А с Дубенецким мы по-хорошему разбежались, без обидок. Я ему зла не желаю.

– Что я кладу в карман? – Удовиченко берет фотографию и долго рассматривает. На лице его недоумение. Коля и Федор переглядываются. – А! – выдыхает он наконец. – Вспомнил! Я не кладу, я вытаскиваю. Вытаскиваю из кармана. Губная помада Лии, что, думаю, за черт, сунул руку, а там помада. Она, наверное, думала, чтоб под рукой была, ну и сунула ко мне в карман. Может, и сказала, не помню. Я вообще сам не свой был. Жара, духота, народу полно, все пялятся, как в цирке. Где она? Да выкинул, наверное. Или в кармане осталась. Не помню. А в чем дело? При чем тут помада? Вспомнил! Я ее в Лиину сумочку бросил, уже за столом. Маленькая такая, из белого бисера, лежала на столе около Лииного прибора. Я и бросил. Раскрыл и бросил. А потом мы пошли танцевать… Боялся, что помада растает от жары и испачкает карман, и бросил. Ага!

– Снимаю шляпу, – сказал Коля. – Видел я эти два тюбика в ее сумочке.

– А ты не спросил себя, зачем ей две одинаковые помады?

– Не спросил. Чего они только не таскают в сумочках! Косметические фабрики.

– Согласен. Но две одинаковые помады – не вижу логики.

– Это тебе не видно… – буркнул Коля. – Потому что ты не женат. А я всего навидался…

– Не видно, – согласился Федор. – У тебя опыта побольше, не спорю. Но вопрос все равно остается: зачем ей две одинаковые помады? Я бы наведался в лабораторию, пусть посмотрят…

– А на кой… – начал было Коля и замолчал. – Ты думаешь? – спросил с сомнением. – Идеи у тебя… До сих пор мусорка снится… вроде я выгребаю, потом загребаю, а оно не входит обратно… просыпаюсь мокрый! Совсем нервы ни к черту стали!

На другой день мне позвонил Леша Дергунец, мой бывший студент, ныне работник фонда. С такой фамилией тоже не нужна кличка. Но кличка у него все-таки была. Сначала Хакер, потом Хукер, производное от некоего словосочетания – неприличное прилагательного плюс «хакер», придуманное Эдиком Исохановым. Я объяснил Эдику, что «хукер» по-английски «шлюха», то есть вроде не прокатывает. Но восточный человек мрачно обрадовался: «Самое то! Суетится много. Хукер в натуре». Я подумал, что надо бы спросить, какой смысл вкладывает Эдик в глагол «суетиться», но не решился. Возможно, он находит его родственным глаголу «дергаться», от которого происходила фамилия молодого человека.

Вообще, Леша своей фамилии никак не соответствовал – это был спокойный, вежливый и услужливый паренек, излишне рассеянный, правда. Когда-то Сонечка попросила за него, и я взял его в фонд. Он закончил компьютерные курсы и обеспечивал нашу компьютерную матчасть. Обновлял сайт в Интернете, боролся с вирусами и вообще делал что было велено. До курсов он закончил наш иняз, почти год числился в моих студентах, но отнюдь не блистал. Помню, его даже отчислить хотели, но Сонечка заступилась. Кем-то он ей там приходился, сын подруги, кажется.

Трудно сказать, почему он не хотел учиться. Звезд с неба, конечно, не хватал, но вполне мог успевать. Он не был хулиганом, не курил, не пил, ни в чем дурном или странном замечен не был. То есть если не считать странными некоторые особенности его характера. Леша был начисто лишен чувства неловкости, и ему было абсолютно наплевать, что о нем могут подумать. Однажды на спор он спустился по водосточной трубе с третьего этажа нашего общежития. Причем совершенно голый, в результате чего столкнулись две проезжавшие мимо машины. На общем институтском собрании он обещал, что больше не будет, и его оставили условно. И действительно, по трубам он больше не лазил. Но зато ходил в ластах по улице и пытался влезть в них в троллейбус, но водитель захлопнул дверь перед его носом. В другой раз он загорал в плавках на газоне прямо под окном ректора. На третьем курсе он увлекся компьютерными играми, потом Интернетом. Сейчас увлечение его уже перешло ту черту, за которой хобби превращается в болезнь. Ей даже название придумали – Интернет эдикшен дизордер[9]. Виртуальный мир заменил Леше реальный, и, судя по отсутствующему взгляду, бывал он больше там, чем здесь. Но с работой справлялся.