Гарри Оппенгеймер: бриллианты, золото и династия - Michael Cardo

ЮАР, в которых Гарри выступал в качестве доверенного лица своего отца. Они все время пытаются отобрать у нас нашу власть и наш бизнес", - жаловался он правительству в одной из дневниковых записей.³⁷ Но Эрнест в конце концов добился сотрудничества с правительством, и Ассоциация производителей алмазов определила политику алмазной торговли на десятилетия вперед. В более поздние годы Гарри будет вспоминать работу своего отца для алмазной промышленности во время Великой депрессии как "его величайшее деловое достижение" и успех, который сделал возможным "впечатляющий рост Anglo American в последующие годы".³⁸ Среди мрака были даже мерцания алмазного огня. В январе 1934 года алмаз весом 726 каратов был найден землекопом Йоханнесом Якобусом Йонкером (Johannes Jacobus Jonker) в районе шахты Premier. Это был четвертый по величине неограненный драгоценный алмаз из когда-либо найденных. В 1935 году Гарри Уинстон, нью-йоркский торговец бриллиантами, приобрел алмаз "Йонкер" за 150 000 фунтов стерлингов и поручил его огранку Лазарю Каплану.

В лучшие времена алмазная промышленность была раздроблена. Эрнест нажил себе врагов на пути к вершине: такие люди, как Фриц Хиршхорн, который когда-то был его наставником, теперь затаили обиду на алмазные месторождения Юго-Западной Африки, как и другой директор De Beers, П. Росс Фреймс. Гарри считал, что Фреймс полон "старческой злобы", и он сказал Фури - за подписью отца - что в алмазной торговле не будет мира перед лицом "тщательно неразумного отношения" Фреймса.³⁹ Он составлял меморандумы, в которых излагал мысли своего отца. За завтраком папа высказал блестящую идею о том, что если правительство хочет сохранить паритет фунта стерлингов с фунтами стерлингов ЮАР, то оно должно сделать займы правительства Союза... передаваемыми по желанию"⁴⁰ Это был счастливый брак талантов, продуктивный симбиоз. Эрнест оперировал интуицией: он кипел новыми идеями, но именно его более мозговитый сын приводил их в стройную форму на бумаге. В рамках своих обязанностей Гарри проверял речь, которую должен был произнести президент Горной палаты Трансвааля Джон Мартин о будущем золотодобывающей промышленности: "Мы внесли несколько изменений, которые Мартин принял, но в целом это был совершенно не выдающийся документ... несколько не вдохновляющий и очень ходульный по стилю"⁴¹.

Эрнест Оппенгеймер верил, что бизнесмен должен быть предпринимателем: он считал, что глава такой крупной компании, как Anglo American, должен быть не техником, а "деловым государственным деятелем"⁴² Идея о том, что председатель совета директоров (или даже управляющий директор) Anglo должен быть кем-то, кто сочетает в себе качества предпринимателя, техника и администратора, рассматривалась (если вообще рассматривалась) как неправдоподобная затея. По мнению Эрнеста, председатель должен разрабатывать и принимать решения по общей политике, а затем выбирать - и доверять - технических специалистов, способных ее реализовать. Несмотря на отсутствие технической подготовки - смысл его формального образования в Чартерхаусе и Оксфорде заключался в том, чтобы расширить его кругозор и научить ясно мыслить, - Гарри проникся этой философией. Он должен был учиться бизнесу, занимаясь бизнесом. Технические аспекты горного дела и инженерии, считал Эрнест, вполне могут оставаться тайнами, недоступными его пониманию.

Несмотря на все это, Гарри очень хотелось спуститься под землю. На шахте Даггафонтейн управляющий шахтой повел его в шахту номер два. Это была не его естественная среда обитания. На обратном пути он ударился лбом о выступающий кусок дерева: "Очень трудно следить за тем, куда ставить ноги и голову, я всегда забываю то одно, то другое", - сетовал он потом.⁴³ После обеда его отвели на верх шахты номер один, а затем в больницу и лагерь для чернокожих шахтеров на месте. До 23 лет Гарри Оппенгеймер всю свою жизнь жил в изоляции от трудностей чернокожих рабочих. Так называемая проблема туземцев, как тогда называли межрасовые отношения в Союзе, была размыта на задворках его политического сознания. Для Оппенгеймера "раса" означала групповую идентичность белых англоговорящих южноафриканцев, с одной стороны, и африканеров - с другой. Его расовые взгляды и политика были далеко не полностью сформированы. Он не был застрахован от расовых предрассудков, которые были повсеместно распространены среди белых южноафриканцев того времени и, более того, среди белых по всему миру. Свои мысли о посещении Даггафонтейна он изложил в фразе, напоминающей о трудах Махатмы Ганди, который в годы жизни в Южной Африке высказывал фанатичные мнения о чернокожих африканцах.Оппенгеймер заявил: "Больница была очень ухоженной и чистой, но территория выглядела как псарня; на самом деле в некотором смысле туземцы очень похожи на собак, поскольку, как мне сказали, овощи должны быть так смешаны с мясом, что их невозможно отделить друг от друга, иначе туземцы всегда выбрасывают овощи и в результате заболевают цингой.'⁴⁵ Такие грубые взгляды были обычным делом на шахтах, и они хорошо служили шахтным боссам. С самого начала промышленной революции в Кимберли и на Рэнде шахты играли центральную роль в развитии туземной политики в Южной Африке. Зависимые от дешевой, хорошо охраняемой черной рабочей силы мигрантов из сельских районов, шахты эксплуатировали чернокожих рабочих, которые были обязаны постоянно носить с собой пропуска. В обмен на низкую зарплату их загоняли в компаунды, где условия жизни были бесчеловечными, а их семьи разрывались на части. Таким образом, система компаундов "через кесарево сечение" породила промышленный капитализм.⁴⁶

 

Горнодобывающая промышленность, труд мигрантов и сегрегационное государство

 

Горнодобывающим магнатам требовалась помощь государства для создания, принуждения и контроля над чернокожей рабочей силой, а после окончания англо-бурской войны процесс расового подчинения и разделения набирал обороты. Комиссия по делам коренного населения Южной Африки, назначенная лордом Милнером и заседавшая в 1903-1905 годах, предоставила правительству Союза план сегрегации после образования государства в 1910 году.⁴⁷ Закон о шахтах и работах (1911) ввел "цветной барьер" в промышленности и зарезервировал высокооплачиваемые квалифицированные должности для белых. За ним последовал важный Закон о земле туземцев (1913), который запрещал африканцам покупать или арендовать землю за пределами ограниченных территорий, известных как резервации - всего семь процентов от общей площади Союза. Закон о земле туземцев разделил владение землей и фактически пролетаризировал огромные массы африканского населения в пользу белых владельцев шахт и фермеров - властного альянса "золота и кукурузы". Закон о туземцах (городские районы) (1923 г.) закрепил сегрегацию населения в городах. Закон о примирении в промышленности (1924 г.) узаконил коллективные переговоры профсоюзов, но прямо исключил из них "местных" рабочих.

Таким образом, в какой-то степени развитие сегрегации - и все связанные с ней разрушения, страдания и унижения - было продуктом промышленной революции и потребностей владельцев шахт в рабочей силе. Но ее корни уходят еще глубже, они были многообразны и запутанны. Хотя