Запретная любовь - Халит Зия Ушаклыгиль

Бюленту не будут давать простой карандаш. Теперь нужно содержать комнату в чистоте. Мы также выбросим все ненужные игрушки. Отныне дома Бюлент будет очень аккуратным маленьким мужчиной. Вы же не забудете сегодня вечером поблагодарить господина за эту красивую комнату, Нихаль?

Нихаль не ответила.

5

Мадемуазель Де Куртон сказала:

— Нихаль, Вы упрямитесь больше, чем нужно! Уже ровно час Вы работаете над одним и тем же этюдом Черни. Это что-то новое. За шесть лет я ни разу не видела, чтобы Вы работали час без перерывов. Я запрещаю Вам так утомляться, понимаете?

Нихаль повернулась на круглом стуле и сказала:

— Странная Вы, мадемуазель! Всё время говорили мне, что невозможно научиться играть на фортепиано, не занимаясь. Как только я почувствовала желание заниматься, появилось новое правило.

Вернувшись с острова, Нихаль, вопреки привычке, начала иногда отвечать гувернантке, не в силах совладать с собой. В ответ старая дева лишь бросала укоризненный взгляд. Сегодня она сказала:

— Нихаль, прошу, давай немного подумаем. Цель — занятия фортепиано, верно? Целый час без остановки играть одно и то же упражнение означает уставать просто так и ничего больше.

Нихаль парировала:

— Опять противоречие! Вы всегда говорили, что по-другому невозможно добиться беглости пальцев.

Старая дева с обиженным видом сказала:

— Я не стала бы делать замечание, если бы знала, с каким упорством Вы будете не слушаться меня.

Нихаль замолчала и глядела прямо перед собой. Потом искоса посмотрела на гувернантку и сказала:

— Мадемуазель! Вы меня больше не любите? Видите, Вы не отвечаете.

Она встала со стула и села на диван рядом с мадемуазель Де Куртон:

— Мадемуазель! Когда мы начнём занятия? Разве жаркая погода не закончилась? Знаете, как мне надоело безделье? Сейчас я хочу, чтобы мы учились и учились с утра до вечера в нашей комнате. Пусть учёба никогда не кончается.

***

У Нихаль появился интерес к тому, чтобы уединяться, искать укромные уголки, находить дела, которые давали бы возможность несколько часов не выходить из комнаты. Это проявлялось, когда отец был дома. После его ухода Нихаль становилась прежним непоседливым ребёнком, гуляла по дому и не отходила от Бихтер. Ненависть к этому браку Нихаль странным образом сосредоточила на отце и не допускала холодности в отношении Бихтер. С того дня она избегала отца, словно в уединении её крошечная душа искала отмщения предательству обманувшего её сердца.

Она больше не ходила по утрам в комнату отца, чтобы поднять его с постели. Шутки по утрам полностью прекратились. Пока Бюлент спал, Нихаль просыпалась, обувала тапочки на босу ногу, тихонько шла в комнату отца, где обычно находила того ещё в постели. Нихаль придумывала разные шалости, пока отец специально не хотел вставать.

Когда она была ребёнком и не понимала, что такое близорукость и почему отцу нужно носить очки, то однажды сказала, когда он ещё не встал с постели: «Настало утро, посмотрите на солнце… Или Вы не видите? Принести очки?» Наверное, в тот день она сказала это всерьёз. Но потом это стало шуткой, повторявшейся почти каждый день. Нихаль то и дело брала очки, держала их перед глазами отца и говорила: «Смотрите, теперь Вы видите солнце?», а Аднан Бей хохотал и вставал с постели. Затем Нихаль начинала оказывать мелкие услуги: держала отцовское полотенце, открывала крышку коробочки с зубной пастой, нажимала на грушу флакона с сиреневой водой и орошала ароматным дождём каштановые с проседью волосы Аднан Бея. Все действия сопровождались нескончаемыми шутками и смехом. Главной игрой было то, что во время утренних услуг Нихаль звалась Первин! Нихаль поджимала губы, старалась не смеяться, важно держала голову, становилась маленькой Первин, отзывалась на имя Первин, прислуживала под именем Первин, потом вдруг с раскатистым смехом вместо Первин выглядывало весёлое лицо Нихаль, она обнимала худыми руками шею отца и торопилась поцелуем обозначить себя, словно боялась так и остаться Первин. Иногда Аднан Бей сердился на Первин, сердито фыркал с кислой миной: «Первин! Девчонка, почему ты не почистила мыльницу, разве я не говорил тебе? Что теперь с тобой делать? Говори! За уши выдрать? Или отхлестать по губам?» Аднан Бей так хорошо изображал гнев, что изумлённая, почти испуганная Нихаль внезапно терялась, когда слушала его, забывала, что это игра, то ли она чувствовала жалость по отношению к воображаемой Первин, то ли её тонкая душа не могла выдержать, чтобы в игре в шутку драли за уши и хлестали по губам, но она вдруг прижималась к отцу и прерывисто смеялась, чтобы нарушить серьёзность игры. А однажды она и засмеялась, и заплакала.

Теперь среди этих шуток неведомо как появилось дверь, которую заперли и потеряли ключ. Ох! Эта дверь… Её установили как холодный могильный камень. Если бы между ней и отцом не построили стену, может быть, она простила бы этот брак.

У неё были смутные представления о браке. В её рассуждениях муж и жена были мужчиной и женщиной, которые говорили друг другу «Бей!» и «Ханым!», а дальше познания терялись в таком тумане, что она не могла следовать за полученными выводами. Для неё было важно только одно: когда дверь закрылась между ней и отцом, элегантная дверь, украшенная голубым атласом и белым тюлем, открылась между ней и чужой женщиной…

С той поры она ни разу не зашла в ту комнату. Но она не могла забыть белый палантин, который нашёл Бюлент. Палантин постоянно появлялся у неё перед глазами, когда она слышала шаги и лёгкий смех с другой стороны двери. Что за наказание! Этот палантин докучал ребёнку, мешал спать. Она не выдерживала, когда видела их вместе. Невозможно было избежать обязанности находиться вместе с ними за столом. В первые дни Нихаль старалась не изменять привычке и заполняла разговорами время за столом. Но она заметила такую фальшь в словах, смехе, даже в безмолвии и улыбках вежливо слушавших, которые словно поместили не в то действие, что однажды безо всякой причины разозлилась и ушла из-за стола. После этого она предпочитала молчать за столом.

Аднан Бей со стороны замечал признаки обиды и считал, что время для примирения с Нихаль пока не пришло. Он знал, что Нихаль, удаляясь от него, сблизится с Бихтер. И ему хотелось именно этого.

Бихтер и Нихаль стали подругами. После ухода отца Нихаль на некоторое время убегала из круга, к которому принадлежала, из детского общества, состоявшего из Бюлента, Бешира и Джемиле и приходила к Бихтер со свойственным девочкам от двенадцати до четырнадцати лет желанием вырасти и быть