Одесская сага. Нэцах - Юлия Артюхович (Верба)

Женя выпрямилась на стуле.

— Сука, — отчетливо и громко сказала она, глядя прямо в переносицу военкому. — Су-ка штабная.

— Что?! — приподнялся оскорбленный офицер.

Женя смачно, по-босячьи харкнула точно ему на сапог. Она была меткой во всем.

Тот побледнел и отшатнулся.

— Вот-вот, — улыбнулась Женя, — от всей души. И тебе того же. Надеюсь, я достаточно здесь надышала, чтоб ты тоже зацепил.

Плевок был ярко-алым кровяным сгустком.

Женя повернулась и, цокая каблуками по коридору, вышла из здания.

К врачам она не ходила. Ну похаркала да перестала, вон, лукового сока попила и полегче стало, а узнают на работе, решат, что чахоточная, и точно выпрут, и тогда гарантированно загнешься. Вместе с детьми.

Козырная комбинация

Беседа с деловыми людьми Ташкента не сразу сложилась. Не было у Вайнштейна никаких козырей для торга, кроме небольшого кредита доверия за счет почившего папашки. Так что уже огромное спасибо надо было сказать криминальным отцам города, что его согласился выслушать один из районных смотрящих.

Борис сразу выложил на стол товар и назвал цену. Кто-то из подручных пахана моментально упаковал его и исчез за дверью.

— Он к лепиле сгоняет, проверит качество, тогда и поговорим о цене, а пока выпьем и перекусим чуток, чем Бог послал, — растягивая слова, сказал пахан.

После нескольких рюмок, утолив первый голод, перешли к расспросам. Борис темнил и выкручивался как мог, потому что вопросы касались Одессы и ее криминальных лидеров, и для него это были сродни хождению по минному полю. Но на его счастье скоро вернулся посыльный, и расспросы закончились.

Вид вернувшегося говорил сам за себя — излишне спокойный, с плавными театральными движениями, он, многократно повторяясь, с восторгом отзывался о качестве товара.

— Не мямли, что лепила сказал? — прервал его хвалебную оду пахан.

— Да он там что-то со своими пипетками-пузырьками колдовал, потом сказал, что отлично, и сам закинулся, и мне дал чутка, — четко, по-военному доложил вмиг оживший посыльный.

— Хороший у вас «чуток», однако, с половины работаете с лепилой… — усмехнулся пахан.

— Да я это, я для общества стараюсь, а вдруг там отрава? — залепетал посыльный.

— Ну да, а лепила у нас, значит, дурачок, да? Я передам ему при случае твои слова, — откровенно издевался пахан. — Ладно, ладно, иди уже, испытатель, — увидев плаксивую мину посыльного, махнул рукой.

— Итак, на какой цене сойдемся? — спросил он Вайнштейна.

— На улице в вашем городе грамм такого товара стоит… — начал было тот.

— Я знаю, сколько чего стоит, — перебил пахан. — Я тебя спрашиваю: на какой цене сойдемся?

— Товар — чистый морфий, хочу грамм золота за грамм товара, — пошел ва-банк Борис.

— Ого… при таком раскладе говорить нам не о чем, — начал было подниматься из-за стола пахан.

— Ну нет, так нет, — Вайнштейн тоже сделал вид, что встает, — он знал подобные приемчики для торга.

— Ладно, назови окончательную цену, и по рукам, — сказал вновь усевший на стул пахан.

— Я уже назвал. Цена справедливая, учитывая качество товара, расходы на доставку и прочее. Вы получаете товар в городе, остальное — моя проблема. Оплата по весу в день поставки. За качество спрос с меня.

— Ну вот это уже другой разговор, — довольно хмыкнул пахан. — Значит, так, шесть килограмм в месяц равными партиями, каждую взвешиваешь вместе с моим человеком. Расчет через неделю. Все. Если устраивает, по рукам.

— На первые полгода согласен, а там поторгуемся, когда весь город под себя заберете. Есть проблема — где я буду жить? У меня документы не самые надежные, — начал отторговывать выгодные для себя позиции Борис.

— На улице не оставим такого дорогого гостя, документы нужные поможем сделать. За деньги. Дорого, но надежно.

— Согласен, — только и оставалось сказать Вайнштейну. — С первой партией приеду сам, через неделю.

Шаманка ждала его в обусловленном месте, в маленьком домике на окраинной улице Ташкента. Когда из пролетки почти выпал на дорогу хорошо отметивший сделку Борис, она совсем по-бабьи недовольно поджала губы и что-то пробурчала на своем языке. На ее призыв прибежала хозяйка дома с дочерью, и они совместными усилиями дотащили Вайнштейна до кровати.

— Завтра, все завтра, — пресекла она попытку Борьки похвалиться успехами.

— Да они все равно ни бельмеса не понимают, что я говорю, — протестовал он.

— Эти — понимают. Завтра! — весомо повторила шаманка.

Разбудила она его рано утром, сунула в руки пиалу с крепким горячим бульоном и мелко рубленным мясом.

— Хаш… — вожделенно промычал Борис.

— Сначала пей, потом говори, — коротко приказала она. Вайнштейн пересказал почти весь разговор, а также непременное условие пахана — он, Борис, гарант качества и веса товара, прибывает с первой партией и дальше находится при пахане неотлучно. Схитрил он в одном: сказал, что расчет за товар в конце месяца — этот временной зазор был необходим ему для реализации плана побега.

Шаманка долго смотрела на него, мучимая какими-то мыслями.

— Ну давай свою пыль, дунь мне в рыло, поспрашай, чего уж там, надоели вы мне со своим заскорузлым скопидомством! Друг другу не верите и других поедом едите. Я — за долю на воровском пере танцую, а ты мне тут в гляделки решила играть, — вызверился Борька.

— Да я бы дунула с дорогой душой, только нельзя, рано, многие потом дураками остаются. Вот поговоришь с Митричем, он и скажет, надо дунуть или нет, — ответила.

Обратная дорога обошлась без приключений. Митрич и братья остались очень довольны — забыв про Бориса, они бросились прикидывать на счетах ожидаемый барыш, и самый приблизительный подсчет показал увеличение дохода почти в двести раз. Вайнштейн был огорошен такой разницей, но, поймав волну разговора, остудил радость новоиспеченных миллионеров:

— А доставка товара, охрана, доставка денег?! Вы же не учитываете накладных расходов, а они будут, и немалые. И еще — через неделю я должен быть с товаром в Ташкенте, еще через неделю следующий подвоз товара, и так каждую неделю, всего шесть кило. Контракт на полгода. Далее кто-то из вас едет в Ташкент — оговаривать новую цену. Я думаю, что повысить ее можно будет минимум на 25 %.

Тут братья снова оживились.

— Через 30 дней, — продолжил Борис, — когда получим первую оплату, нужно будет оговорить мою долю. — Голос его был твердым.

Повисло тягостное молчание. Такого братья явно не ожидали.

— Придет время — оговорим, — ответил после длинной паузы Митрич. — Пока все эти барыши на воде вилами писаны.

Борис понимал, что никакой доли не будет никогда, но этот бесконечный разговор ни о чем нужен ему был, чтобы поддерживать в сознании казачков имидж жадного до денег, недалекого человека.