Давай притворимся, что этого не было - Дженни Лоусон

Не считая, конечно, тех, которые скучные, ну или полных мудаков. Их старайтесь избегать.)

Через несколько недель после нашего знакомства Виктор заявил мне:

– Я решил стать диджеем.

И я ответила:

– Ну конечно же, решил. А я решила стать ковбойшей-балериной.

Однако на следующий день его взяли на работу диджеем на самую большую станцию в четырех округах. Мне было немного не по себе. Главным образом из-за того, что в том же самоуверенном тоне он обычно мне как бы между прочим говорил: «Однажды я на тебе женюсь». Я фыркала и закатывала глаза, потому что этому ну никак не было суждено случиться.

Виктор родился и вырос в обеспеченной семье, был амбициозным и состоял в организации юных республиканцев – он был полной противоположностью тем парням, к которым меня тянуло. А еще он по-прежнему носил куртку. Так что я смеялась над этой его шуткой, но он не смеялся в ответ, и глубоко в душе я беспокоилась, что он окажется прав. Несмотря на тот факт, что у нас не было практически ничего общего, я по уши в него влюбилась, а он мимоходом предлагал за него выйти чуть ли не каждый день. И я, смеясь, отказывала ему каждый день, потому что он был очень опасным. Опасным не в физическом смысле, разумеется. Хотя как-то раз он и врезал мне по носу. То есть формально его вины в этом не было, потому что он просто практиковал позы кунг-фу, а я стояла у него в комнате, думая о том, насколько кунг-фу скучная штука, а потом увидела что-то на полу и такая вся: «Чипса!», и наклонилась в тот самый момент, как он развернулся, чтобы поменять позу, и тогда он треснул мне прямо по носу. После этого я почувствовала себя виноватой – он так расстроился от того, что случайно чуть меня не вырубил, а еще во всей этой суматохе кто-то из нас наступил на чипсу.

Ах да, еще как-то раз я заработала сотрясение во время секса. Я не могу пускаться в подробности, потому что это, наверное, будет читать моя мама, но суть в том, что у него в общаге в комнате стояла двухъярусная кровать (потому что он был единственным ребенком в семье, и только такие дети помешаны по какой-то причине на двухъярусных кроватях), и мы лежали на нижней койке, и я откинула волосы назад, представляя, что это будет выглядеть, как в сцене из порнофильма, но деревянная перекладина второго яруса оказалась слишком низкой, так что в итоге я со всей силы стукнулась головой о деревяшку и отрубилась – наверное, сложно представить себе нечто менее сексуальное. Конечно, если бы я при этом еще и обделалась, было бы хуже, но не намного. Когда я пришла в себя, Виктор был весь такой:

– Сотрясение от секса, мать твою! – словно он гордился этим. В принципе, это было нечто вроде аутоасфиксиофилии, только вместо удушения ты получаешь по голове брусом два на четыре. А вместо оргазма ты теряешь мышечный контроль и писаешь под себя. Чего со мной определенно не случилось, потому что это было бы мерзко. Я почти никогда не писаю под себя.

Как бы то ни было, я не имела в виду ничего из этого, когда говорила, что Виктор был опасен. Я имела в виду, что он был опасен для меня в ментальном плане. Во-первых, он был богатым. В смысле, другие люди, может, и не посчитали бы его прям богатым, но он был единственным из моих тогдашних знакомых парней, у кого был собственный смокинг. Лето он проводил с бабушкой и дедушкой в деревне, так что ему казалось, что мы не такие уж и разные, но когда я сказала ему, что мои родители не верят в кондиционеры, он посмотрел на меня так, словно я была голодающей прокаженной, которая нуждалась в пожертвованиях. Разница между нами была очевидна, даже когда мы ходили обедать. Он заказывал огромный стейк, а я – жиденький бульон, потому что я запрещала ему меня угощать (и еще из-за всей этой истории с анорексией, которая приходится как нельзя кстати, когда у тебя нет денег на нормальную еду).

Он был опасным, потому что он был другим, и к тому же ниже меня ростом, и ему хотелось, чтобы я вела себя по-взрослому.

Как-то раз, когда мы с Виктором встречались уже полгода, я пришла домой и увидела, что она собрала все мои вещи, а потом сказала нам обоим, что мне следует просто съехаться с Виктором, так как я «явно с ним уже спала». Тогда мы с Виктором оба притихли, и я пыталась сообразить, когда это мама успела стать такой же двинутой, как и отец, – я не была готова к тому, чтобы они оба были неуравновешенными. Тогда-то я и поняла, что дело было не столько в маминой неуравновешенности, сколько в том, что она пыталась меня спасти от самой себя. Я была практически уверена, что зацикленность мамы на том, что Виктор должен стать моим мужем, объяснялась тем, как она была впечатлена всей этой историей про «у него есть свой собственный смокинг», и я подумывала – не сказать ли ей, что он взял его в прокат, а потом переехал и так его и не вернул, но не успела я открыть рот и начать протестовать, как Виктор обхватил меня рукой за талию и радостно на меня посмотрел со словами:

– Однозначно. Тебе однозначно следует переехать жить ко мне.

Я подозревала, что они с мамой все это спланировали, потому что на самом деле я не хотела переезжать к нему, но позже он признался, что сам был застигнут врасплох – и хотя он и вправду хотел со мной съехаться, на самом деле он боялся с ней спорить, потому что опасался, что в этом случае мой отец попросту его пристрелит. Я сказала Виктору, что он говорит несуразицу, потому что, хотя у моего отца и было несколько забитых под завязку оружейных шкафов, на самом деле он пользовался только луком со стрелами, потому что это «более спортивно». Но потом я вспомнила, как мой папа упоминал на прошлой неделе, что присматривался к новому арбалету, и решила, что лучше о нем и вовсе не упоминать. Виктор нахмурился и заметил, что у большинства людей нет специальной мебели, предназначенной исключительно для оружия, и тут я начала подозревать, что Виктор на самом деле родом не из Техаса. Потом мы уставились друг на друга, словно не понимали, какого хрена не так с каждым из нас. Наверное, это был первый тревожный звоночек по поводу того, что меня ждет в будущем.

Тогда мы с Виктором все еще были бедными студентами, так что мы сняли крошечную однокомнатную квартирку в самом неблагоприятном районе города, и она оказалась на удивление чудесной. За исключением того, что чувак из соседней квартиры был каким-то душевнобольным отшельником, который никогда не покидал своей квартиры, но махал мне из окна иногда удосуживаясь надеть штаны. Не уверена, где ставить в предыдущем предложении запятую, потому что слово «иногда» относится как к «махал», так и к «штанам». То есть он иногда мне махал, и (когда махал) иногда делал это в штанах. Казалось, однако, что делал он это не столько с целью показать свой член, сколько из-за того, что не каждый день был достаточно в себе, чтобы сообразить, как пользоваться штанами.

Дружелюбная пара с затуманенными глазами, что жила напротив, вела бойкую торговлю кексами собственного приготовления. Только замените «кексы» на «метаамфетамин». «Кексы», конечно, звучат более приятно. Если, конечно, вы не большой любитель метаамфетамина. В этом случае, думаю, вам уже не до кексов. Если, конечно, это не кексы с метаамфетамином. Звучит, если честно, ужасно, однако расходились бы они как горячие пирожки. Кстати, это было бы отличное название для кексов с метаамфетамином, если бы они существовали. Господи, да этот бизнес-план пишется сам собой. Кто-нибудь, найдите мне инвестора.