Гусарские страсти - Николай Прокудин

— Ну, ты дурила! Ирочка, постой минутку, я сейчас с ним чуток потолкую.

— Чудак человек! — яростно зашептал кобеляка Хлюдов. — Ему о шведах толкуют, на троих, а он упирается! Никитушка! Со мной — она давно согласна, но верхним чутьем чую, даст и тебе! Обоих в гости приглашает! Застоялась! Муж — летчик, летает в одну сторону, она летает в другую сторону, а вместе не совпадают. Всё! Поехали к Ирке домой!

— Нет!

— Дурила! Лови момент! Лично я уже созрел.

— Дозреешь и перезреешь в поезде. Я сказал, нет! Никуда не пойдешь. Вали домой, к жене! Вовка, сейчас дело дойдет до драки, учти! Ну, что за любовь втроем?

— Эх ты, дикарь! Сибирская глухомань! Втроем самое то! Еще лучше вчетвером, пара на пару, со сменой. Но ничего, будешь на подхвате, на разогреве. Я тебе даже пальму первенства уступлю.

— Домой! В Педжен!.. Ирочка! Извини, Ирочка, но мы все ж таки уезжаем. Дела! Служба!

— Дурила! — повторила она хлюдовское. — Упускаешь шанс… Ну и ладно, не больно вы мне нужны. Без вас обойдусь. По-о-одумаешь! Отправляйтесь в свою глухую дыру!

И пошла, пошла — к своему дому. Монументальные бедра. Стройные ноги. Коротенькая, никакая, юбчонка.

Никита вытер испарину со лба. Вот черт! Или он действительно дурила? Зря отказался?

Успели-таки на троллейбус. Доехали на нем до привокзальной площади. Всю дорогу Хлюдов говоряще молчал. Скрипел челюстями.

Платформа и прилегающие к ней окрестности н-не располагали… На парапете — стайка цыганок с кучей цыганят, чумазых, оборванных, галдящих. Чуть дальше несколько «бичей» выясняли отношения, хватая друг друга за грудки. Пьяные, с опухшими лицами неопределенного возраста женщины целовались и обнимались с такими же пьяными и потрепанными мужчичками.

Хлюдов свысока оглядел обитателей вокзала и глубокомысленно изрек вроде ни к кому не обращаясь (но по сути, к Никите, в знак примирения):

— В нашей великой и могучей стране есть несколько отстойников, куда жестокое, житейское море прибивает потерпевших кораблекрушение. Первый отстойник на Востоке — это Чита. Второй на Севере — Воркута. Третий на Западе — Брест. Четвертый на Юге — Ашхабад. Если попадешь в пену этого «прибоя», обратно уже не выкарабкаешься, как ни старайся. Опустишься на самое дно, утонешь. Так что Никитушка, те, кого мы сейчас наблюдаем — они и есть, мутные брызги и хлопья пены.

— Н-да. Пьеса «На дне». Надеюсь, роль Челкаша нам не достанется. Хорошо бы обойтись без потасовки.

— Так точно! Сейчас мы будем мимикрировать. Сливаться с окружающим миром.

Хлюдов уселся на высокий, выложенный из красного кирпича поребрик, достал бутылку рома, и уверенным движением руки свернул с нее пробку. Это действие моментально привлекло внимание всех стоящих и сидящих рядышком «бичей».

— Вовка! Ты что очумел?

— А чего? Мне никто из гопников не мешает, и я никому и ничем не обязан.

— А милиция?

— Ей, думаешь, заняться, кроме нас, некем? Пей спокойно.

Никита оглянулся по сторонам. Двое постовых милиционеров-туркменов топтались под ярко горящим фонарем у входа в вокзал. Сделать шаг в сторону, в темноту и неизвестность, они явно не желали. Хлюдов снял фуражку, запрокинул голову и сделал три глубоких глотка.

— Ну, ты даешь! Я так не могу. Из горла, тем более!

— Держи бутылку, зелень пузатая! Сейчас найду тебе посуду! — Хлюдов подошел к автомату с газированной водой, снял с подставки единственный граненый стакан. — Вот, я его тебе даже помыл!

Никита наполнил стакан на четверть:

— Твое здоровье!

Желудок приятно обожгло. Запах и вкус навел на мысль о существовании таких экзотических и далеких стран, как Ямайка, Куба, Никарагуа, Бразилия. Черт! Океан, плантации тростника, пальмовые рощи, мулатки и креолки. Испанский язык! Где-то там, где-то там… А ты тут… в жопе. В отстойнике.

Хлюдов вновь отхлебнул из горла:

— Давай, наливай себе. По второму кругу!

По второму так по второму. Никита закусил вторую порцию завалявшейся в кармане шинели ириской, слипшейся вместе с бумажной оберткой.

— Что ты делаешь?! Это все равно, что коньяк заедать огурцом! К рому нужна кубинская сигара! — наставительно произнес Хлюдов и затянулся паршивой сигареткой «Стюардесса».

— А, так вот откуда у тебя слабость к стюардессам! — заметил Никита.

Хлюдов взглянул на марку сигаретной пачки и гоготнул.

— И все же ты дурила, лейтенант Ромашкин! Могли б не на вокзале сидеть, а в койке барахтаться! Ладно, замнем и забудем. Что, по третьей?

— Хватит. Иначе мы в вагон не попадем.

— Не боись! Со мной мимо вагона не промахнемся. Я никогда не теряю контроля!

— Да я не в том смысле, а в том, что ноги не дойдут…

Обволакивала лень и тягучая дрема. Закрыть бы глаза хоть на полчасика. Скоро полночь. Но спать нельзя. Поезд до Педжена будет ползти около трех часов, и выходить нужно среди ночи. Заснешь в поезде — проедешь станцию. Придется терпеть и бодрствовать, еще несколько часов.

Хлюдов сходил, приобрел на проездное требование посадочные билеты без указания мест. Наконец-то подошел долгожданный поезд из Красноводска. В хвостовых, общих, вагонах кипела жизнь, копошились люди. В купированной части состава свет в окнах не горел — там люди отдыхали. Ехать предстояло в общем вагоне. Будет шумно, скандально, душно, крикливо.

Они заняли нижнюю боковую полку с откидным столиком.

— Дремать будем одновременно или по очереди? — спросил Никита.

— Нет, только бодрствовать, иначе проспим до пограничного Серахса. Будем взбадривать организмы ромом!

Соседи-попутчики, компания кавказцев, сидящих напротив, постоянно горланила, ежеминутно ругалась. Угрюмые физиономии не внушали доверия. На краю полки сидел громила с бычьим торсом и могучими волосатыми руками. Каждый кулак — с голову годовалого ребенка. Рядом — высокий красавец-джигит, с щегольскими усиками и спортивной фигурой. Двое, сидящие напротив, более хилые на вид, но если бы завязалась драка, в качестве бойцов и они бы сгодились. Один хмурый мужчина средних лет, другой совсем юнец лет восемнадцати. Этот оказался самым горластым и суетливым.

Из-за стенки соседнего купе выглядывали два дедка, пенсионного возраста. И то хорошо. Может, в случае конфликта, будут утихомиривать своих горячих молодых соплеменников.

Громила оглядел офицеров тяжелым неприятным взглядом. У Никиты похолодела спина. Хлюдов усмехнулся и налил рому в стаканы. Второй стакан он выпросил у проводника.

— Будем здоровы! — Хлюдов вызывающе глянул на кавказцев, а затем медленно выпил до дна.

Челюсти гиганта сжались, желваки зашевелились. Подбородок стал твердокаменным, квадратным. Бугристый рельеф мышц угрожающе пришел в движение. Демонстративное и вызывающее распитие на глазах публики, которую не приглашают присоединиться?!