Гусарские страсти - Николай Прокудин

— То-то и оно. Вовка, ты тут дольше меня служишь, предлагай!

— Пойдем пешком. Я думаю, километров тридцать. К полудню дойдем.

— А в какую хоть сторону идти?

— Н-да! А действительно, в какой стороне Педжен? — спросил сам себя капитан Хлюдов. — Давай определяться.

— Может, сориентируемся по звездам, где север?

Тучи уплыли. Небо прояснило.

— Нет, старичок! Мы не доверимся этим глупым песчинкам в небе. Я в астрономии ни бум-бум! Начнем логически рассуждать. В какую сторону поезд ушел?

— Вроде влево. Но не уверен…

— А не вправо? Точно? Давай вернемся в исходный пункт нашей высадки. Где мы с тобой десантировались, Никит? Сейчас пойдем обратно по нашим следам и тогда определим, где мы вначале стояли!

Низко нагнувшись к пыльной земле и вглядываясь в темноту, они медленно побрели в поисках стартовой позиции. Обоих качало и мутило, в голове шумело, кровь пульсировала в висках, липкий пот лил ручьями. Беспрестанно спотыкаясь и запинаясь, все же начало следов нашли.

— Уф-ф-ф! Уже легче! Вот мы тут спрыгнули, — произнес глубокомысленно Хлюдов. — Так… В какую сторону ушел паровоз?

Никита безнадежно пожал плечами.

— А с какой стороны вагона по отношению движения мы в Ашхабаде загружались? Справа или слева?

Никита безнадежно пожал плечами.

Хлюдов вытянул руки вперед и спросил:

— А какая из них правая?

— Это с какой стороны посмотреть. И относительно чего. Относительно вокзала или относительно платформы?

— Ты меня не путай!.. Мы подошли к вагону, сели, поезд поехал. Потом туркмен нас высадил. На какую сторону тамбура, он нас выпроводил, Никит?

— Ты меня сам не путай! Погоди… определяюсь! Я вот сюда лицом спрыгнул и после этого туда… И поезд уехал. Туда? Туда уехал?

— А мне кажется, мы выскочили вот так, — Хлюдов изобразил как, — и поезд отправился в противоположную сторону. Ту-ту-у!

— Э-э-э! Нет-нет! Вагон пересек переезд! Мы к этим доскам возвращались!

— Точно уверен? А не то будем хвост уехавшего вагона догонять. А нам надо в противоположную сторону!

— Уверен. Туда!

— А я нет, не уверен! Когда мое тело покинуло тамбур, я даже имя свое не вспомнил. Это ты меня Вовой назвал! А может, я Арнольд, Альберт или Альфонс?!

— Альфонс, как есть альфонс!

— Кто есть я такой, что за существо? — продолжил Хлюдов. — Разумное ли?

— Конечно, неразумное! Выжрали на круг почти канистру рома и водки! Я ж тебе говорил: хватит Вовка, хватит! А ты…

— Я?! Что — я?! Вот Вове и высказывай претензии! А я — просто Ваня! Иван!

— Еще скажи — Иван Поддубный!

— И скажу! А скажешь, нет?! Это ты все за дружбу русско-осетинскую пил. За мир во всем мире! За братский Кавказ! Интернационалист хренов! А я боролся! Выигрывал умственно и физически! О-о, сколько я выиграл!…

— Ну и где оно?

— Дык… выпили. И конфеты, главное, пожрали… А я жену хотел порадовать. Ну, ничё! Фак ю, фак их! — с кошмарным акцентом произнес Хлюдов культовую иностранную матерную фразу.

— Лучше бы нам все-таки сейчас не фак, — урезонил Никита. — лучше бы нам… вперед, топать что ли…

Вперед! Шли некоторое время по шпалам, спотыкаясь и чертыхаясь. В конце концов, ломать ноги надоело, сошли на насыпь. Но там — старые рельсы, металлические скобы и костыли, прочий хлам. Как-то само собой получилось — свернули на проселочную дорожку, вдоль «железки». Шли-шли-шли…

— Стоп! Володя! Мы идем куда-то не туда!

— Куда — не туда?

— В никуда! Где рельсы, вдоль которых мы шли? Где шпалы о которые мы копыты сбивали? Где? Только не рифмуй!

Огляделись. Луна, камыши.

— Ты куда меня завел, Сусанин?! — заблажил Хлюдов.

— Я завел?! Ты сам сказал, что надоело козлом скакать по шпалам! Ты первый уклонился от маршрута!

— М-да? Вообще-то мы верно идем! Видишь, поезд идет? Скоро к нему выберемся. Сядем и поедем.

— Нет, Вова! Никуда мы на нем не приедем. Это иранский поезд. И идет он в Тегеран или Мешхед! — осенило Никиту. — Тебя и меня персы шлепнут на месте. Как красных командиров. Или вернее, как комиссаров…

— С чего ты взял, что поезд иранский?

— А с того, что рельсы были справа от нас. Мы ушли влево. И поезд бежит с левой стороны! А должен быть справа!

— Уф-ф! Лейтенант Ромашкин, ты мне опять мозги запудрил! Не трещи так быстро: право, лево, вправо, влево! Повтори помедленнее и покажи рукой!

Никита, чуть протрезвевший на воздухе, повторил медленно и показал рукой.

— М-да! — процедил сквозь зубы Хлюдов. — Вот это фокус! Покус! Мы топаем в Иран! Интересно, границу уже перешли? Если да, то почему мы ее не заметили? Где полосатые пограничные столбы? Где контрольно-следовая полоса? Где парни в зеленых фуражках? А мне басни рассказывали, что граница на замке и ключи утеряны!

До утра брели обратно наугад. Окончательно выбившись из сил, прилегли под кустиком на бугорке. Их окончательно сморило. Спать… Мучили кошмары. Пустыня, жажда, чудовища.

Нет, не сон, а явь. Проснулись от яркого палящего солнца. Огляделись и ужаснулись. Никакой дороги не было. То, что еще вчера было колеей, оказалось твердым солончаком. Вернее, солончаковым плато. Выжженная земля справа, слева, впереди и сзади — до горизонта. Сиротливый кустик, под которым они ночевали, — единственная растительность.

— Кошмар! — охнул Хлюдов.

— Кошмар! — согласился Ромашкин. — Куда нас с тобой занесло? До чего же пить хочется! Горло огнем горит.

— Может, арык найдем… Но из арыков лучше не пить. В них одна зараза плавает. Будем искать колодец!

— Где ты будешь его искать?

— Там… — махнул неопределенно рукой Хлюдов.

— А если там не отыщем?

— Тогда будем копать здесь. Выроем колодец, по местному — кяриз.

— Чем?

— Руками! И… подручными средствами.

Вырыть кяриз в выжженной пустыне — дело безнадежное. Вот кабы людей найти. Но никаких признаков присутствия человека не наблюдалось: ни в виде жилья, ни в виде машин, ни в виде мусора, ни в качестве испражнений. Птицы не летали, верблюды не бродили, овцы не паслись. Ровным счетом ничего. Только тушканчики время от времени перебегали то вправо, то влево. Ну, раз тушканчики, значит, все-таки это не Марс, а Земля. Уже хорошо!

— По-моему, мы в какой-то то ли лагуне, то ли шхере. Но только пересохшей! — предположил Хлюдов. — Видишь: и вправо и влево и вперед и назад у горизонта края задираются. Поэтому мы ничего и не наблюдаем! Идем-ка, друг мой, назад! Откуда пришли!