В лесу - Тана Френч

учениками Школы танцев Кэмерон. Стоимость билетов: взрослый – 10 евро, детский – 7 евро. Собранные средства будут потрачены на обучение Кэти”.

Интересно, куда теперь пойдут собранные деньги?

Под плакатом висела вырезка из газеты – претендующий на художественность снимок Кэти возле балетного станка. Ее отражающиеся в зеркале глаза смотрят на фотографа с внимательной серьезностью. “Юная дублинка готовится к взлету”. “Айриш таймс” от 23 июня. “Наверное, я буду скучать по родным, но все равно я очень этого жду, – говорит Кэти, – я хотела танцевать с шестилетнего возраста. Мне не верится, что я и правда туда поеду. Иногда я просыпаюсь и думаю, что это мне приснилось”. Статья, несомненно, помогла собрать средства на обучение Кэти – и этот момент нам тоже придется прояснить – и столь же очевидно усложнила нашу задачу: педофилы тоже читают утренние газеты, фотография запоминающаяся, а список потенциальных подозреваемых расширился до масштабов всей страны. Я пробежал глазами остальные объявления: продается балетная пачка, размер 7–8; не хочет ли кто-нибудь из родителей учеников второго уровня, живущих в Блэкроке, объединиться и возить детей на занятия по очереди?

Дверь зала открылась, и мимо нас устремился поток девочек. Все они одновременно говорили, толкались и визжали.

– Вам помочь? – спросила, остановившись на пороге, Симона Кэмерон.

Голос у нее оказался чудесный, низкий, хрипловатый и вместе с тем очень женственный, она была старше, чем я решил поначалу, худощавое лицо в глубоких морщинах. Я догадался, что она, скорее всего, приняла нас за родителей, которые приехали узнать о занятиях для их дочери, и на миг мне пришла в голову безумная идея подыграть ей – спросить про стоимость и расписание и распрощаться, чтобы ее звездная ученица хотя бы для нее еще ненадолго осталась живой.

– Мисс Кэмерон?

– Симона, – поправила она.

Глаза у нее были удивительные – большие, золотистые и с тяжелыми веками.

– Я детектив Райан, а это детектив Мэддокс, – в тысячный раз представился я. – Вы не уделите нам несколько минут?

Она провела нас в зал и поставила в углу три стула. Всю длинную стену занимало зеркало, вдоль него на разных уровнях тянулись балетные станки. Краем глаза я то и дело подмечал в зеркале собственные движения, поэтому подвинул стул так, чтобы не видеть своего отражения.

Про Кэти Симоне рассказал я – явно пришел мой черед. Я ожидал, что она расплачется, но этого не произошло, она лишь слегка мотнула головой, а морщины словно сделались резче, но на этом все.

– В понедельник Кэти приходила к вам на занятия, верно? Как она выглядела?

Молчать умеют немногие, но Симона Кэмерон как раз к таким и относилась, она замерла и, ухватившись за спинку стула, дождалась, когда к ней вернется способность говорить. Прошло немало времени, прежде чем она произнесла:

– Почти как обычно. Немного перевозбужденной – ей пришлось постараться, чтобы сосредоточиться, но это нормально. Через несколько недель Кэти предстояло уехать в Королевское балетное училище. Она все лето этого ждала, и ей уже просто не терпелось. – Симона едва заметно качнула головой. – Вчера Кэти не пришла на занятие, но я решила, что опять заболела. Если бы я позвонила ее родителям…

– Вчера вечером она была уже мертва, – мягко проговорила Кэсси, – вы бы ничего не изменили.

– Опять заболела? – переспросил я. – Она недавно уже болела?

Симона снова качнула головой.

– Не то чтобы недавно. Но здоровье у нее слабое… – веки на миг опустились, – было слабое. – Симона снова посмотрела на меня. – Я учила Кэти шесть лет. Все эти шесть лет она постоянно болела. Началось это, наверное, когда ей было девять. Ее сестра Джессика тоже частенько простужалась, кашляла, но думаю, что она просто очень изнеженная. А вот Кэти страдала от рвоты и диареи. Иногда дело обстояло настолько серьезно, что ее клали в больницу. Доктора подозревали хронический гастрит. Она ведь планировала уехать в Королевское балетное училище еще в прошлом году, но в конце лета случился острый приступ. Чтобы найти причину, ее опять положили в больницу, а когда она поправилась, семестр уже начался, Кэти попросту опоздала. Весной ей пришлось заново сдавать экзамены.

– Значит, в последнее время эти приступы прекратились? – спросил я.

Нам нужно срочно посмотреть медицинскую карту Кэти.

Симона улыбнулась, но воспоминания явно причиняли ей боль, и она отвела взгляд.

– Я переживала за нее, танцорам нельзя пропускать занятия даже по болезни. В этом году Кэти снова приняли в училище, я как-то попросила ее задержаться после занятий и сказала, что надо бы снова обратиться к врачам, выяснить, что с ней не так. Кэти выслушала меня, покачала головой и сказала – торжественно, как будто клятву давала: “Я больше не заболею”. Я попыталась убедить ее, что от болезней нельзя просто отмахнуться, что от этого, возможно, зависит ее карьера, но она лишь повторяла эти слова. И на самом деле с тех пор она действительно больше не болела. Я думала, что, возможно, Кэти просто переросла болезнь, но ведь и воля порой творит чудеса, а Кэти обладает – обладала – сильной волей.

У второй группы тоже закончились занятия. Из коридора доносились голоса родителей, топот детских ног, болтовня.

– Вы и Джессику учили? – спросила Кэсси. – Она тоже сдавала экзамены в Королевское балетное училище?

На начальном этапе расследования, если у вас нет очевидного подозреваемого, единственная верная стратегия – выяснить как можно больше о жизни жертвы и надеяться, что где-то звякнет тревожный звоночек. И я не сомневался, что Кэсси права и нам надо побольше узнать о Девлинах. К тому же Симоне Кэмерон хочется поговорить. Такое часто случается – люди отчаянно цепляются за возможность с кем-то поделиться, потому что когда умолкнут, мы уйдем и оставим их наедине со случившимся. Мы слушаем, киваем, сочувствуем – и записываем все до последнего слова.

– Я занималась со всеми тремя сестрами, в разное время, конечно, – ответила Симона. – Когда Джессика была помладше, у нее имелись способности и она старалась. Но с возрастом появилась патологическая застенчивость, и индивидуальные занятия превратились для нее в муку. Я сказала ее родителям, что лучше избавить девочку от таких страданий.

– А Розалинд? – спросила Кэсси.

– У Розалинд имелся некоторый талант, но ей недоставало прилежания, и она хотела немедленных успехов. Через несколько месяцев она бросила и, кажется, стала учиться игре на скрипке. Мол, так родители решили, хотя, по-моему, ей просто надоело. С детьми такое часто бывает, если они не достигают успехов немедленно и осознают, сколько им предстоит работы, то пугаются и бросают. Но, сказать по правде, ни одной Королевское балетное училище в любом случае не светило.

– А Кэти? –