Порванная струна - Наталья Александрова

Я осторожненько заглянул во двор и похолодел. В том самомместе, где стоял обычно «жигуленок» Околевича, находилась груда обугленного,искореженного металла. Рядом стоял джип, переднее стекло было выбито, фары тожеискрошены – вообще вся передняя часть машины выглядела ужасно. Капот промят,бампер снесло к чертовой матери. Джипу здорово попортили морду, но меня этот вопросинтересовал в последнюю очередь. Вокруг машин стояли люди; мужик без шапки сбегающими глазками, который по некоторым признакам был владельцем джипа, ужеустал материться и сидел на лавочке, время от времени встряхивая головой,словно отгоняя невидимых мух.

– Что случилось? – спросил я, подойдя поближе.

– Сам не видишь? – отозвалась тетка в домашнихшлепанцах и в пальто, накинутом поверх фланелевого халата. – Вовкинумашину взорвали. Я на втором этаже живу, так все слышала и видела, как делобыло. Этот-то, – она дернула головой в сторону хозяина джипа, –выходит утром, а Вовкин «жигуль» ему выехать мешает. Он как давай орать: опять,кричит, этот… обозвал его по-всякому, вперед меня сунулся!

Сел в свой джип и как поддаст Вовкиной машине! Хотел,значит, ее сдвинуть, чтобы на дороге не стояла. А она как рванет! Мы-то навтором живем, так и то стекла повылетели. А внизу обувная мастерская, у нихущерб большой, одних окон семь штук.

– Так Вовка-то, стало быть, жив остался? – сам себе неверя, спросил я.

– А я тебе про что говорю! Его в милицию забрали длявыяснения обстоятельств.

– Тут вот какое дело, – вступил в разговор солидныйдядечка.

Этот в отличие от тетки был одет в теплое пальто и меховуюшапку – собрался долго торчать у места происшествия и не желал простужаться.

– Тут вот какое дело, – повторил он. – Они бомбумогли заложить только утром, когда ворота открываются. А утром народу во дворемного – кто на работу, кто на рынок… Так что машину Вовкину вскрывать опаснобыло – кто-нибудь бы заметил. Так они прилепили бомбу к днищу, чтобысреагировала она на движение. А этот, – снова пренебрежительный кивок всторону владельца джипа, – машину-то подвинул, вот бомба и сработала.

– Ну и дела! – протянул я.

– Одного я в толк не возьму, – недоуменно продолжалдядечка, – кому наш Вовка на мозоль наступил? Парень он тихий, ни в какихразборках ни в жизнь не участвовал. Мы все его с детства знаем, на глазах увсего двора вырос. Скорей всего можно на этого подумать. – Дядечка сновамотнул головой в сторону растерянного мужика на лавочке, который горестнооглядывал свой покалеченный джип. – Но это совсем идиотом нужно быть,чтобы сначала бомбу заложить на движение, а потом самому же эту машинусдвинуть! Ну не понимаю я!

– Что тут понимать? – рассердилась тетка. –Перепутали машины или двор перепутали. Вон, в соседнем доме один крутой жил.Так два раза двери поджигали, но не у него, а сначала этажом выше, потом этажомниже.

– А у него самого так и не пожгли? – с интересомспросил я.

– Не, он потом от греха вообще из того дома поменялся.

– Да Вовкин «жигуль» ни с одной машиной не спутаешь! –горячился дядечка. – Ну не знаю я, в чем тут дело!

«Зато я знаю, – подумал я. – Вчера Околевич меняне послушался, не уехал от того дома, где обитал Пал Палыч. Долго там его«Жигули» отсвечивали. Охранник мог заподозрить неладное, потому что такихзадрипанных машин возле того дома отроду не стояло. А потом кто-то мог видетьменя, когда я возвращался. Эти-то, Пал Палычевы ребятки, навели небось шухер,кто-нибудь вспомнил про машину, меня запомнить тоже нетрудно по росту. И вотвычислили машину и решили таким образом отомстить. Получается, подставил яВовку, потому что, если бы не этот козел со своим джипом, остались бы отОколевича одни уголья…»

Я очень расстроился, но решил не мозолить глаза во дворе, аидти домой и потом связаться с Околевичем по телефону. В квартиру к нему язаходить тоже не стал – там три мегеры живьем съедят, не подавятся. Пусть ужОколевич сам с ними мучается, а у меня свой крест – маман со своимфээсбэшником. С меня и этих хватит!

По утрам я делаю сорокаминутную гимнастику с гирями,гантелями и прочим металлоломом, потом принимаю контрастный душ и уже послеэтого завтракаю и приступаю к обычным делам. Но в это утро на середине зарядкименя прервал звонок в дверь. Наглый хозяйский звонок, который сразу навел намысль о моих знакомых ментах.

– Кто здесь? – спросил я, выглядывая в глазок.

Так и есть: оба красавца маячили на лестничной площадке сфизиономиями, не предвещающими ничего хорошего. Я вспомнил свои приключения,шарахнутого током Ахмета, скучающего на полу после удара в кадык Севу-Жеребца изагрустил.

– Милиция! – гаркнул за дверью хриплый голос. –Открывай, а то дверь сейчас выломаем!

Как говорил, кажется, Станиславский, я ему поверил. Сегоднямне гимнастику не доделать… Со вздохом открыл дверь, и мои сердечные корешаВитя и Володя ввалились в квартиру.

– Собирайся! – осклабился Витя вместо приветствия,помахав в воздухе какой-то бумажкой. – С нами поедешь!

– А что такое, что такое? – растерянно забормотал я, сновапытаясь показаться меньше и безобиднее, это мой проверенный способ, который впоследнее время начал давать осечку.

После разминки и десятка хороших упражнений такое поведениевыглядело недостоверно, что сразу отметил Витя:

– Ты ваньку-то не валяй, не изображай тут инвалидаумственного труда! Собирайся – и поехали!

– Душ бы принять! – проговорил я с тоской, понимая, чтоэтого мне явно не позволят.

– Громова тебе устроит душ! – снова ухмыльнулся«правый» Витя. – Громова тебе и ванну устроит, и какаву с чаем нальет!

В дверях своей комнаты, держась за сердце, появилась бабуля.

– Кто здесь? Андрюшенька, что случилось?

– Не волнуйся, ба, – ответил я жизнерадостно, –тут у следователя кое-какие вопросы появились, я сейчас съезжу с ребятами искоро вернусь. Ты, главное, не волнуйся.

– Во-во, – хохотнул Витя, – кое-какие вопросы, этоты в точку.

Володя, взглянув на бабулю, дернул напарника за рукав. Онмне всегда больше нравился. Бабуля, окинув их растерянным взглядом,пролепетала:

– Андрюшенька, я позвоню маме…

– Ни в коем случае! – вскрикнул я, как кошка, на хвосткоторой наступил бегемот.

Анна Николаевна Громова сидела за столом мрачная, какноябрьский вечер, и вертела в руках массивные очки в темной оправе.

– Здравствуйте! – сказал я, остановившись перед ней. –Вы меня хотели видеть? Мы же вроде только вчера разговаривали.

– Здравствуйте! – холодно ответила Громова, надев очкии рассматривая меня сквозь них, как неприятное насекомое, попавшее в тарелку ссупом. – Я бы не сказала, что хотела вас видеть. Я бы с удовольствиемникогда в жизни не видела вас и таких, как вы. Но ничего не поделаешь, это мояработа.