Бандитский Петербург. 25 лет спустя - Андрей Константинов

А после суда меня направили на принудительное психиатрическое лечение, где я и находился до 7 июня 1995 года. Условия там тяжелые, хуже, чем в тюрьме. По крайней мере так говорили люди, которые сидели и там и там. Во-первых, в неволе сидишь. Во-вторых, все время уколы и таблетки. Многие уколы очень болезненные, просто мучительные. Аминазин – это еще ничего, есть гораздо более мучительные уколы… Там чувствуешь постоянное унижение. В зоне ты хоть и повинен в преступлениях, но ты человек. На принудительном лечении ты как животное. Бежать я не пытался. Товарищи по партии меня не забывали, по «Демократическому союзу». Они мне передачи приносили и два раза организовывали пикеты у больницы. Люди вокруг меня относились ко мне по-разному: процентов пять осуждало, процентов десять одобряло, а остальные никак своего мнения не высказывали. Через четыре года и семь месяцев они решили, что я вылечен, и выпустили меня. Перемены, конечно, в стране большие произошли. Экономика рыночная наступила. Адаптировался я нормально, потому что, в принципе, в больнице читал газеты, радио слушал. Сейчас работу ищу. Наверное, сантехником пойду на стройку. Там 750 тыс. рублей в месяц платят. Это гораздо выше среднего.

У меня жена была. Она ничего не знала. После того как я вышел, мы виделись несколько раз. Я так понял, что она мой поступок не одобряет. Родители тоже считают, что, наверное, не нужно было так поступать. А я бы все равно повторил бы, если, конечно, в тех же условиях, когда банда Политбюро захватила власть и убивала невинных людей. Но сейчас все изменилось. Оснований для террора и мести нет. Нынешнее руководство избрано всенародно и неповинно в злодеяниях. В Чечне гибнет, конечно, много народу, но ведь мы сами дали нашей власти полномочия, и она действует в рамках этих полномочий. К Ельцину я отношусь гораздо лучше, чем к Горбачеву, потому что он избран всенародно.

Что вы говорите? Злом зла не победить? Но террор многие одобряют. Канцлер ФРГ и немецкий парламент, например, одобрили покушение на Гитлера. Да и у нас многие улицы были названы именами террористов. Мстить за злодеяния нужно как-то. А как отомстить, не нарушая законов? В Бога я не верю. Я считаю себя не просто террористом, а террористом-мстителем.

Да, конечно, я знаю, что произошло в Буденновске. Но это не терроризм. Вот и в энциклопедии написано, что террор – это убийство политического противника. А статья в Уголовном кодексе говорит, что террор – это убийство общественных и государственных деятелей. А захват заложников – это не террор, это просто уголовное преступление. Считаю ли я, что вошел в историю? Не знаю, наверное, нет. Будущее свое я с террором не связываю, потому что оснований для него сейчас нет.

А Горбачева я считаю злодеем и нехорошим человеком. И пожелать я ему хочу одно – чтобы он постарался не совершать новые злодеяния…

В ноябре 1999 года Александру Шмонову было отказано в регистрации в качестве кандидата в депутаты Государственной думы. Комиссия избирательного округа № 206, где он пытался зарегистрироваться, проверяя его подписные листы, определила, что более 15 % из них содержат недостоверные сведения. Едва ли это была целенаправленная акция избиркома, которому поставили задачу любым способом не допустить «террориста» в Госдуму. Скорее всего, в данном случае дело было действительно в небрежности сборщиков подписей. Как позднее признавался сам Шмонов в одном из интервью, в случаях, когда он честно называл себя человеком, стрелявшим в Горбачева, в подписи ему, как правило, отказывали.

Говорят, что впоследствии он открыл собственное дело, связанное с ремонтом квартир, а также стал лидером мало кому известной «Партии сторонников неподвержения недобровольному психиатрическому лечению непреступников». В 2001 году в Санкт-Петербурге небольшим тиражом вышла книга Шмонова «Как и почему я стрелял в главаря тоталитарного государства Михаила Горбачева».

Декабрь 1996 г., лето 2003 г.

Скандалы бывают разными. Одни взрываются подобно боевым снарядам, убивая и калеча своих фигурантов, другие похожи на новогодние хлопушки – много шума, визга, смеха и цветного конфетти. Скандал, разразившийся в Мариинском театре 29 сентября 1995 года, напоминал скорее взорвавшуюся бадью с дерьмом, выплеснувшимся на то немногое, что еще составляло славу и гордость нашей страны, – на русский балет.

Напомним, о чем идет речь: 29 сентября 1995 года в момент получения взятки в собственном кабинете сотрудниками УБЭП был задержан с поличным директор Мариинки Анатолий Мальков. Взятку Малькову передавал канадский импресарио, который заявил, что он был вынужден заплатить 10 тысяч долларов для получения контракта на гастроли Мариинки в 1996–1997 гг. 30 сентября перед началом спектакля в театре был задержан главный балетмейстер Олег Виноградов. Сотрудники УБЭПа считали, что эпизод с канадским импресарио был далеко не единственным – на протяжении 5–7 лет без «комиссионных» не подписывался ни один контракт. Схема была проста: один брал деньги, другой подписывал документы. Сразу после задержания директора Мариинки и главного балетмейстера в Петербурге заговорили о принадлежащей Виноградову и Малькову недвижимости за рубежом и крупных счетах в иностранных банках. Несмотря на сильнейший общественный резонанс, Виноградов и Мальков не были арестованы, а лишь дали следствию подписки о невыезде. В театре начала работать комиссия КРУ Минфина России.

Люди, попадающие в скандалы, также ведут себя по-разному. Те, в ком остались еще хоть какие-то обломки чести, стреляются или, по крайней мере, подают в отставку и бегут с глаз людских долой. Другие смотрят на потрясенную общественность, выкатив круглые невинные глаза, при виде которых вспоминается поговорка о божьей росе.

4 октября 1995 года главный балетмейстер Мариинки устроил собрание балетной труппы театра, на котором заявил, что все случившееся с ним – происки врагов и завистников. Чуть раньше, общаясь с журналистами, Виноградов категорически отверг свою причастность к взятке, полученной Мальковым. Главный балетмейстер также утверждал, что никакой явки с повинной, о которой упоминается во многих средствах массовой информации, он не писал и 142 тысяч долларов наличными оперативники у него не изымали. И вообще, ничего не было…

Между тем для труппы Мариинки разыгравшийся скандал не был такой уж неожиданностью. За 18 лет руководства Олега Виноградова в театре сложилась, мягко говоря, не совсем здоровая атмосфера. Из труппы бежала одна звезда за другой – Любовь Кунакова и Татьяна Терехова, Наталья Большакова и Вадим Гуляев, Сергей Бережной и Маргарита Куллик, Елена Пайкова и Владимир Ким… Перечень этот можно продолжить. Те, кто остались, вынуждены были мириться с диктатурой Виноградова. Конечно, не раз и не два находились смельчаки, бросавшие вызов Главному, но все обвинения, несогласия упирались в неизвестно кем и на каком уровне воздвигнутую стену, надежно отгораживавшую Виноградова от возможных неприятностей. Но мириться – это не значит любить. И ползли по театру нехорошие слухи. Надо сказать, что в мире богемы без слухов, сплетен и интриг никак нельзя, это, так сказать, закон жанра. Но слухи, опять-таки, бывают разными – добрыми и злыми, веселыми и грустными. Слухи, ходившие о главном балетмейстере, назвать веселыми и добрыми ну никак нельзя.