Море и цивилизация. Мировая история в свете развития мореходства - Линкольн Пейн

Вашингтонское морское соглашение 1922 года определило допустимый совокупный тоннаж крупных кораблей для Британии, Соединенных Штатов, Японии, Франции и Италии в пропорции 5:5:3:1:1.[1738] Британии и Соединенным Штатам разрешалось иметь по 525 000 тонн, США и Японии — переоборудовать два уже строящихся линейных крейсера в авианосцы, размер новых авианосцев ограничивался соглашением. Неравенство в распределении сил вызвало негодование националистов, особенно в Японии, которая объявила войну Германии в августе 1914-го, почти на три года раньше США. Кроме того, американцы готовы были подписать соглашение только при условии расторжения Англо-японского союза 1902 года, с целью, как выразился автор инструкции для американской стороны переговоров, отдать «мудрое руководство морскими силами в руки неразделенной англосаксонской расы».[1739] Ни Германия, ни Россия (раздираемая тогда гражданской войной) на конференции не присутствовали.

Лондонский морской договор 1930 года сохранил соотношение 5:3:3 в строительстве линкоров (Италия и Франция свои подписи ставить отказались) и утвердил точные определения и тоннаж для крейсеров, эсминцев и подводных лодок, которые в Вашингтонском соглашении не упоминались. Японии было позволено иметь не больше двух третей от тоннажа крейсеров и эсминцев Британии или Соединенных Штатов, и только среди подводных лодок намечалось равновесие сил. Четыре года спустя Япония опротестовала условия Вашингтонского и Лондонского соглашений. Не менее зловещее Лондонское морское соглашение 1935 года между Британией и Германией давало последней право строить флот, совокупный тоннаж которого не должен был превышать 35 процентов от морской мощи Британского Содружества.

Пожалуй, самым примечательным аспектом этих переговоров и формулировки морской стратегии в межвоенный период было нежелание учесть уроки Первой мировой войны. В своем меморандуме Вильсону Бенсон рекомендовал пустить подводные лодки на слом:

Уничтожить следует не только эти субмарины, но и все субмарины мира, а также запретить любым державам обладание ими в будущем. В мирное время они бесполезны. Во время военных действий они уступают надводным кораблям во всем, кроме способности коварно нападать на гражданские суда. В нынешней войне 99 процентов операций с участием подводных лодок составляли незаконные нападения на гражданский флот. Цивилизация требует перевести морскую войну на более высокий уровень и ограничить боевыми кораблями.[1740]

Эта неприкрытая наивность отражала не только отвращение, внушенное неограниченной подводной войной Германии, но и стойкий авторитет доктрины Махана, умершего в 1914 году. В своем «Влиянии морской мощи» Махан признавал, что «паровой флот еще не успел преподать нам ценные исторические уроки»,[1741] однако и на опыте подводной кампании приверженцы доктрины учиться не спешили. Как ни горько, предположение Молодой школы о нарушении международных законов в случае общей войны оправдалось. Тем не менее, как и до войны, большинство морских офицеров во всем мире считали золотым стандартом и главным мерилом военно-морской мощи крупные корабли, что выражалось и в разрабатываемых ими стратегиях. На американских военных учениях подводным лодкам отводилась роль разведчиков, а если субмарины, приписанные к флоту «врага», атаковали, их командование получало выговор. Рассуждая о мировоззрении межвоенных стратегов, командир подводной лодки и военно-морской историк Эдвард Бич писал впоследствии: «В сознании стоявших у руля не укладывались перемены, которые нес технический прогресс. Упорствующим в своем искреннем невежестве почти мистические заявления Махана заменили действительность».[1742]

Помимо иностранных сторонников наращивания морской мощи и отечественных адептов подводной войны «пушечному клубу» досаждало такое новое и неизведанное явление, как морская авиация. В 1910 году, всего через семь лет после того, как братья Райт совершили первый управляемый перелет, удалось поднять в воздух аэроплан с палубы стоящего на якоре крейсера «Бирмингем». В августе 1917 года была совершена посадка на палубу авианесущего крейсера «Фьюриес» на ходу, а на следующий год семь взлетевших с «Фьюриеса» аэропланов совершили успешный налет на немецкую базу дирижаблей. В 1921 году японцы заложили первый авианосец «Хосе», а к 1930 году в мире насчитывалось одиннадцать строящихся авианосцев. Как и подлодкам, авианосцам стратеги поначалу отводили роль вспомогательных судов. Их потенциал раскрывался по мере развития радиосообщения, а также увеличения боевого радиуса действия и полезной нагрузки авианосцев.

Начало Второй мировой войны в 1939 году вселило в командующих военно-морскими силами по всему миру одинаковую тревогу, связанную с нехваткой боевых кораблей. Кораблей действительно не хватало, однако о том, что новая война потребует совершенно иного состава боевого флота, стратеги не догадывались и в 1941 м. В начале войны в доктринах господствовали линкоры, однако исход ее решили авианосцы, подлодки, эсминцы, конвойные эскорты, грузовые суда и десантные корабли — намного увеличив численность с начала войны и превзойдя все представления об объемах их строительства. Один из наглядных примеров огромного разрыва между ожиданиями и действительностью — история крупнейших в мире линкоров «Ямато» и «Мусаси». В конце 1930-х сторонники авианосцев встретили их спуск на воду скептически, и адмирал Исороку Ямамото заявил одному из конструкторов: «Боюсь, скоро вы останетесь без работы. Будущее флота за самолетами, большие корабли и крупнокалиберные орудия вскоре уйдут в прошлое».[1743] Отправляясь на последнее задание в апреле 1945 года, младшие офицеры «Ямато» язвили, что «на свете есть три величайшие нелепости — Великая Китайская стена, великие пирамиды и „Ямато“». Линкор почти не участвовал в боях до сражения в заливе Лейте в октябре 1944 года, однако по его артиллерии можно было судить о переменах в расстановке военно-морских сил. Рассчитанный при закладке на двадцать четыре зенитных орудия, к 1945 году он был оснащен ста пятьюдесятью двумя, и его 46-сантиметровый (18,1-дюймовый) главный калибр — крупнейший из когда-либо устанавливавшихся на кораблях — стрелял зенитными «осколочно-зажигательными снарядами».[1744] Но и это его не спасло. По пути на Окинаву 7 апреля он был потоплен огнем почти трехсот палубных самолетов, унеся с собой 2500 жизней.[1745]