Цвет тишины - Ри Гува

Третий день.

Четвертый.

Лучше не становилось.

Единственное, о чем Райан думал, это доза героина. И будь она сейчас под рукой, его бы ничего не остановило. Он даже хотел выбраться из больницы, чтобы раздобыть Джанк, но сумел доползти только до двери своей комнаты. Потом отключился. Очнулся уже на кровати с капельницей в руке.

В его днях было три состояния. Первое －самое «легкое» －когда Райана выворачивало, трясло и выбивало из сознания. Второе －когда ко всему прочему прибавлялись адские мышечные спазмы, ломота в костях и постоянное беспокойство. Третье －самое херовое－когда ему было настолько плохо, что Райан сжимал подушку в зубах и орал, чувствуя, как ему ломают кости, разрывают мышцы; как кровь перестает пульсировать по венам; как со слезами вытекает жизнь.

Сердце так бешено колотилось, что Райан вообще ничего не слышал. Даже слова доктора Стивенса, когда он приходил навестить парня и провести консультации. Единственное, что Райан слышал, это ярый бой сердечного ритма － абсолютно нездорового.

Так ползли дни: один за другим. Настолько медленно и мучительно, что Райан даже считал секунды. И вот, что выходило: он отсчитывал тридцать секунд, а на часах проходило лишь четыре. Время для него изменило скорость. Оно было против него. И каждый день был точной копией предыдущего: агония, обмороки, слезы, подушка в зубах, боль.

Райан ждал, когда сердце не выдержит и остановится － видел в смерти огромные плюсы.

И оно его услышало и перестало биться. На седьмой день.

Когда медсестра пришла устанавливать капельницу, Райан умер.

И три минуты оставался мертвым.

За это время никто бы не успел доставить парня в реанимацию, или привезти тяжелые аппараты, чтобы воскресить его из мертвых.

Вся надежда была только на доктора Стивенса, спешащего в палату мертвого парня со шприцем адреналина в руке.

Через три минуты, когда врач вбежал в комнату и вонзил иглу в сердце, Райан стал воскресать. Сердце запустилось. Кровь запульсировала. В мозг начал поступать килород. Произошел полный перезапуск всех систем. Легкие заработали. Парень снова задышал.

И через час открыл глаза.

А еще через шесть часов настигла новая ломка.

Стивенс был в таком шоке от того, что парень чудом пережил клиническую смерть, что решился на то, чего никогда не делал. Он сбегал в операционное крыло, взял шприцы с дорогим лекарством и прибежал обратно. Другим докторам он сказал, что сам заплатит за них.

И когда в кровь парня проникли восстанавливающие инъекции с мощным транквилизатором, он наконец-то, впервые за неделю, более-менее нормально вдохнул. Медленно и без конвульсий.

Пока лекарства действовали, единственное, что тревожило Райана, это температура в сорок градусов. Но, по сравнению, с ломкой － это было счастье.

Правда, потом, когда агония вернулась, он чуть не свихнулся. Пребывая под действием дорогих препаратов, он успел отвыкнуть от преисподней, но когда оно кончилось, то… новая ломка, будто, как в первый раз.

Поэтому, когда доктор Стивенс пришел проведать пациента, Райан тут же прохрипел:

－ Что бы не произошло… больше не давайте мне этих дорогих лекарств… Даже если я снова умру… Оставьте мертвым.

Стивенс опешил, но лишь кивнул и ушел из палаты.

А Райан просто не мог по-другому. Лучше вечная агония, чем она же, только с проблесками никчемной надежды. Надежда убивает быстрее, чем ад－ Райан запомнил это до конца жизни.

Так прошли четырнадцать дней. Все одинаковые, полные ужаса, боли и хаоса.

Пришло время － выходить на работу.

Но перед этим в его комнату вошел доктор Стивенс… с шприцем в руке.

－ Две недели пройдены, Райан. – сказал док и положил шприц на тумбу. – Это героин. Он всегда будет тут, как часть твоего испытания. Не важно, сколько лекарств мы вкачаем, если ты не сможешь добровольно отказаться от наркотиков. Ты понимаешь меня?

－ Да. – сказал Райан, со слезами глядя на Джанк.

－ Поэтому шприц всегда будет тут. Если ты используешь его, то вылетишь из клиники. Понимаешь?

－ Да. – ответил он, не отрывая глаз от сладкого наркотика.

－ Хорошо. А теперь пора на работу, Пантера.

И Райан, волоча ногами, поплелся на кухню.

Сказать, что работа далась адски тяжело, это ничего не сказать.

Со слезами и жгутом во рту, Райан мыл посуду трясущимися руками. Постоянно падал в обморок. Даже разбил три тарелки при падении и пообещал, что отработает и этот ущерб.

Другие работники относились к нему… никак. Кажется, они ждали, когда наркоман сдастся или умрет, и их отлаженная система снова заработает, как надо: без разбитых тарелок и стонущего парня.

Но он смог продержаться весь день. И вышел из кухни лишь ближе к вечеру.

Он почти ничего не ел и не пил все две недели. Не мог. Но сегодня сумел засунуть в себя кусочек хлеба. Насильно. Был уверен, что его тут же вывернет, но хлеб остался в желудке.

На пятнадцатый день Райан схватился за героин. В первый и последний раз. Он даже воткнул его в вену и долго смотрел на божественную жидкость, которая умоляла ввести ее внутрь. Ему казалось, что агония не стихала, и он уже не видел путей спасения.

С иглой в руке он просидел десять минут.

А потом заорал на всю комнату посреди ночи.

Глядя со слезами на священный экстракт, он осторожно и очень медленно вытащил иголку из вены, и также аккуратно положил полный шприц обратно на тумбу.

Ни Стивенсу, ни кому-то из медсестер, Райан об этом не рассказал.

Прошли девятнадцать дней ада.

На двадцатый стало легче.

Райан понял это и не мог поверить, когда проснулся утром и не блеванул. И даже смог, не спеша, подняться с кровати. И сходить в душ. И даже дошел до кухни, оперевшись на стену лишь пять раз, а не каждые десять сантиметров пути.

И работал он уже без жгута. И впервые нормально поел － треть порции.

Очень похудел. Глаза впали. Но руки перестали трястись еще через несколько дней. Голова перестала кружиться и болеть. Тошнить перестало, когда прошла еще неделя. Итого: месяц в лечебнице.

С Райаном стали здороваться, разговаривать, хвалить, приглашать на общие собрания для наркоманов. И каждый день Райан стал встречаться с доктором Стивенсом в его кабинете. Они много говорили, иногда, даже спорили по пустякам. Подружились.

Еще через две недели, за день до выписки, Райан смог улыбнуться. Вышло кривовато.

Прежний Райан возвращался. Только теперь он стал сильнее и жестче. Никаких человеческих чувств, отвечающих за доброту, милосердие, жалость и счастье. Лишь привязанность осталась у него… братская… к Ронни.