Война и мир. Том 1-2 - Лев Толстой

— Adorable, divin, delicieux! [Восхитительно,божественно, чудесно!] — слышалось со всех сторон. Наташа смотрела на толстуюGeorges, но ничего не слышала, не видела и не понимала ничего из того, чтоделалось перед ней; она только чувствовала себя опять вполне безвозвратно в томстранном, безумном мире, столь далеком от прежнего, в том мире, в которомнельзя было знать, что хорошо, что дурно, что разумно и что безумно. Позади еесидел Анатоль, и она, чувствуя его близость, испуганно ждала чего-то.

После первого монолога всё общество встало иокружило m-lle Georges, выражая ей свой восторг.

— Как она хороша! — сказала Наташа отцу,который вместе с другими встал и сквозь толпу подвигался к актрисе.

— Я не нахожу, глядя на вас, — сказал Анатоль,следуя за Наташей. Он сказал это в такое время, когда она одна могла егослышать. — Вы прелестны… с той минуты, как я увидал вас, я не переставал….

— Пойдем, пойдем, Наташа, — сказал граф,возвращаясь за дочерью. — Как хороша!

Наташа ничего не говоря подошла к отцу ивопросительно-удивленными глазами смотрела на него.

После нескольких приемов декламации m-lleGeorges уехала и графиня Безухая попросила общество в залу.

Граф хотел уехать, но Элен умоляла неиспортить ее импровизированный бал. Ростовы остались. Анатоль пригласил Наташуна вальс и во время вальса он, пожимая ее стан и руку, сказал ей, что онаravissante [обворожительна] и что он любит ее. Во время экосеза, который онаопять танцовала с Курагиным, когда они остались одни, Анатоль ничего не говорилей и только смотрел на нее. Наташа была в сомнении, не во сне ли она видела то,что он сказал ей во время вальса. В конце первой фигуры он опять пожал ей руку.Наташа подняла на него испуганные глаза, но такое самоуверенно-нежное выражениебыло в его ласковом взгляде и улыбке, что она не могла глядя на него сказатьтого, что она имела сказать ему. Она опустила глаза.

— Не говорите мне таких вещей, я обручена илюблю другого, — проговорила она быстро… — Она взглянула на него. Анатоль несмутился и не огорчился тем, что она сказала.

— Не говорите мне про это. Что мне зa дело? —сказал он. — Я говорю, что безумно, безумно влюблен в вас. Разве я виноват, чтовы восхитительны? Нам начинать.

Наташа, оживленная и тревожная,широко-раскрытыми, испуганными глазами смотрела вокруг себя и казалась веселеечем обыкновенно. Она почти ничего не помнила из того, что было в этот вечер.Танцовали экосез и грос-фатер, отец приглашал ее уехать, она просила остаться.Где бы она ни была, с кем бы ни говорила, она чувствовала на себе его взгляд.Потом она помнила, что попросила у отца позволения выйти в уборную оправитьплатье, что Элен вышла за ней, говорила ей смеясь о любви ее брата и что вмаленькой диванной ей опять встретился Анатоль, что Элен куда-то исчезла, ониостались вдвоем и Анатоль, взяв ее за руку, нежным голосом сказал:

— Я не могу к вам ездить, но неужели я никогдане увижу вас? Я безумно люблю вас. Неужели никогда?… — и он, заслоняя ейдорогу, приближал свое лицо к ее лицу.

Блестящие, большие, мужские глаза его такблизки были от ее глаз, что она не видела ничего кроме этих глаз.

— Натали?! — прошептал вопросительно егоголос, и кто-то больно сжимал ее руки.

— Натали?!

«Я ничего не понимаю, мне нечего говорить»,сказал ее взгляд.

Горячие губы прижались к ее губам и в ту жеминуту она почувствовала себя опять свободною, и в комнате послышался шум шагови платья Элен. Наташа оглянулась на Элен, потом, красная и дрожащая, взглянулана него испуганно-вопросительно и пошла к двери.

— Un mot, un seul, au nom de Dieu, [Однослово, только одно, ради Бога, ] — говорил Анатоль.

Она остановилась. Ей так нужно было, чтобы онсказал это слово, которое бы объяснило ей то, что случилось и на которое она быему ответила.

— Nathalie, un mot, un seul, — всё повторялон, видимо не зная, что сказать и повторял его до тех пор, пока к ним подошлаЭлен.

Элен вместе с Наташей опять вышла в гостиную.Не оставшись ужинать, Ростовы уехали.

Вернувшись домой, Наташа не спала всю ночь: еемучил неразрешимый вопрос, кого она любила, Анатоля или князя Андрея. КнязяАндрея она любила — она помнила ясно, как сильно она любила его. Но Анатоля оналюбила тоже, это было несомненно. «Иначе, разве бы всё это могло быть?» думалаона. «Ежели я могла после этого, прощаясь с ним, улыбкой ответить на егоулыбку, ежели я могла допустить до этого, то значит, что я с первой минутыполюбила его. Значит, он добр, благороден и прекрасен, и нельзя было неполюбить его. Что же мне делать, когда я люблю его и люблю другого?» говорилаона себе, не находя ответов на эти страшные вопросы.

Пришло утро с его заботами и суетой. Всевстали, задвигались, заговорили, опять пришли модистки, опять вышла МарьяДмитриевна и позвали к чаю. Наташа широко раскрытыми глазами, как будто онахотела перехватить всякий устремленный на нее взгляд, беспокойно оглядываласьна всех и старалась казаться такою же, какою она была всегда.

После завтрака Марья Дмитриевна (это былолучшее время ее), сев на свое кресло, подозвала к себе Наташу и старого графа.

— Ну-с, друзья мои, теперь я всё дело обдумалаи вот вам мой совет, — начала она. — Вчера, как вы знаете, была я у князяНиколая; ну-с и поговорила с ним…. Он кричать вздумал. Да меня не перекричишь!Я всё ему выпела!

— Да что же он? — спросил граф.

— Он-то что? сумасброд… слышать не хочет; ну,да что говорить, и так мы бедную девочку измучили, — сказала Марья Дмитриевна.— А совет мой вам, чтобы дела покончить и ехать домой, в Отрадное… и там ждать…

— Ах, нет! — вскрикнула Наташа.

— Нет, ехать, — сказала Марья Дмитриевна. — Итам ждать. — Если жених теперь сюда приедет — без ссоры не обойдется, а он тутодин на один с стариком всё переговорит и потом к вам приедет.

Илья Андреич одобрил это предложение, тотчаспоняв всю разумность его. Ежели старик смягчится, то тем лучше будет приехать кнему в Москву или Лысые Горы, уже после; если нет, то венчаться против его волиможно будет только в Отрадном.

— И истинная правда, — сказал он. — Я и жалею,что к нему ездил и ее возил, — сказал старый граф.