Омытые кровью - Сергей Иванович Зверев

звук приглушенного дверью пистолетного выстрела. Похоже, из «вальтера-восьмерки» лупят. У него такой специфический звук. Хорошая машинка, но редкая.

Начальник отдела крякнул и осел на пол, держась за плечо.

Еще один выстрел. Новая дырка в двери.

Наша опергруппа сноровисто прижалась к стенам, так чтобы шальная пуля не достала. Надо что-то делать!

– Вуйтович, выходи! – заорал агент угрозыска. – Тебе некуда деваться!

Бах – еще один выстрел.

Надо было срочно что-то предпринимать. Брать негодяя. Да еще и самому желательно выжить на радость себе и Отечеству.

Как я это сделал – потом и сам не мог представить. Такой изысканный акробатический трюк. Я умудрился упасть на пол – пули обычно бьют в районе груди. Перекатился. Разогнулся как пружина, выбивая ногами дверь. Хорошо иметь силушку дурную, немереную. Да еще дверь оказалась хлипковатая. Так что она не просто вылетела, а ее вынесло с треском. После этого я ринулся с низкого старта в помещение. Упал. Перекатился, держа перед собой «наган».

И все зря! Будь это не зря – был бы гимнастический фортель. А когда зря – тогда это клоунский номер. В общем, увидел я лишь спину выпрыгивающего из окна человека. Даже не успел нажать на спусковой крючок.

Во дворе сухо защелкали выстрелы. Когда я подскочил к окну, то увидел печальную картину. Среди опрокинутых ящиков лежал, держась за простреленную ногу, оставленный нами для контроля чекист. А негодяй улепетывал. Сейчас его верткий силуэт маячил в арке. Пара мгновений – и мы его в этих катакомбах не найдем. Уйдет, псина польская!

Я навскидку, даже не слишком целясь, выстрелил из «нагана»… И попал! Да, пуля дура, конечно, но ведь бывает и умной. Даже умнее самого стрелка. Сама дырочку найдет. Вот как сейчас.

Беглец споткнулся. Упал. И пополз дальше. К свободе и свету, понимая, что это бесполезно. Полз на каком-то отчаянном упрямстве.

Когда мы настигли его, он уже не полз, а полусидел, прислонившись спиной к красной кирпичной стене. Изо рта его шла кровавая пена. И во мне зародились сильные сомнения, что протянет он долго.

– Больно? – участливо спросил я, присаживаясь рядом с беглецом на колено. Сейчас я его мог рассмотреть. Спутать было невозможно – передо мной Ежи Вуйтович.

– Больно. Достали все же меня, быдло большевистское, – прорезалось у него любимое польское определение русского народа.

– О, как заговорил, – усмехнулся я. – Тебе еще больнее станет, если не скажешь, как связь с атаманом Шустовым держишь.

Поляк засмеялся. Попытался плюнуть мне в лицо, но не смог. Закашлялся. Прохрипел:

– Пся крев!.. Всех вас на виселицу… Сброд… И детей ваших, и стариков. Быдло. Всех… Всех. Никого не пощадим… Время приходит…

Говорить больше он не мог. Закашлялся еще сильнее. А потом выгнулся дугой и замер.

– Сдох подонок, – поставил больному диагноз агент угрозыска.

Я только чертыхнулся в сердцах. Не просто сдох, а унес с собой так необходимую нам информацию…

Глава 20

Вернулся я из области в полном раздрае чувств. С одной стороны, отличился, подозрения мои подтвердились, в общем-то, на коне, вполне успешен и жду аплодисментов. С другой – опять пришлось стрелять на поражение. Какое-то навязчивое ощущение, что Гражданская война возвращается. Да и в ту самую войну порой поспокойнее было. Здесь меньше месяца в должности – а уже третье кровавое боестолкновение.

Нет, угрызений совести и душевных терзаний по павшим от моей руки врагам у меня нет давно. Точнее, не было их с того проклятого дня, когда я смотрел на виселицу в моем родном городке. Но все равно это неприятная работа, и тягостный осадок на душе остается. Только сумасшедшим нравится убивать, а нормальным такое глубоко противно.

По прибытии в Углеградск я закинул вещи домой и отправился на службу. Там находился только дежурный Богородцев. Он объяснил, что личный состав разъехался по окрестностям. Начальник с заместителем отправились в Кустовку, где проходит беспокойный митинг по коллективизации и возможны любые провокации. А то еще и Атаман – защитник притесняемого доброго кулака заявится. Так что нагнали туда милицию и наших.

Прошелся я по своему кабинету. Заняться уполномоченному всегда есть чем – бумаг и отписок хватает. Но сейчас душа не лежала к бумажной работе. Душа рвалась на простор. Душе хотелось поближе к Варе.

Я вытащил из кармана именные карманные стальные часы с выгравированной стандартной надписью «За мужество и воинское умение». Та самая первая награда комдива во время польского похода. Не слишком дорогой часовой механизм, но в тот период он считался просто шиком, вызывал ажиотаж и даже зависть у сослуживцев. Тогда я стал неким учетчиком времени, ибо всегда мог ответить на вопрос: «Который час?»

Я принялся вращать колесико завода. Привычка заводить часы раз в сутки въелась в мою суть. Мне это занятие нравилось, оно будто очерчивало курс моего движения по реке времени.

Между тем стрелки часов обнадеживали, их движение приближало близкий обеденный перерыв. Варя наверняка на работе. И как хотелось думать, что она ждет меня, воздыхая, но это было бы беспочвенной надеждой. Или не беспочвенной?

Тьфу, тоже мне, Ромео! В очередной раз от гуляющих бессистемно в голове романтических мыслей и чувств я почувствовал себя идиотом, но избавиться от них не мог – они были навязчивыми.

Стрелки, наконец, установились в нужном положении. Я поднялся, осмотрел себя критически перед зеркалом. Хуже вроде не стал, а лучше некуда. Взял подарок – две дореволюционные книжки, которые купил в области. Мы же люди разумные. Книжка – это не пошлые лютики-цветочки со скабрезными намеками. Книжка – это лучший подарок, как говорят со времен Гуттенберга. А также обмен знаниями между товарищами… А товарищи не всегда будут просто товарищами. А может быть…

Варю я застал в ее каморке. Она опять что-то писала в своей толстой амбарной книге. Наверное, какие-то алхимические формулы, хотя, скорее всего, просто список использованных лекарств на списание. Сколько ее ни вижу, она постоянно пишет.

Мне она улыбнулась доброжелательно, хотелось бы надеяться, что искренне. Я положил на стол свою букинистическую добычу с учтивым пассажем:

– Не думаю, что подобная литература возвысит вас духовно. Но хотя бы позволит интересно провести время.

Варя взяла книги с видимым удовольствием. Прочитала вслух:

– Поль де Кок «Мадам Вальнуар». Констант «Веселые парижские ночи». Легкомысленная беллетристика. Чтиво совершенно безыдейное, наверное, даже вредное, – поморщилась Варя и вздохнула. – Но увлекательное. За что вам благодарность.

– Утомило высокоидейное чтиво? – усмехнулся я.

– Просто его полно в нашей библиотеке. А с развлекательной беллетристикой про гигантские чувства и неземную любовь там совсем плохо.

– В городе