Если я король, ты будешь королевой - Ирма Гринёва

Кемп замолчал. Он практически протрезвел к концу рассказа. Экчери понял это, когда босс, помолчав, перешёл на свой обычный сухой деловой тон:

– Распорядись, чтобы мне принесли сюда подушку и одеяло. Ты свободен.

Экчери тоже устал. Сто двадцать две мили тряски в карете, столько же обратно галопом в седле. Но ещё сильнее устал из-за откровений сэра Гамильтона. Уже в дверях Экчери остановил голос босса:

– Ты успел отправить Бастера вечерним паромом?

– Да, мистер Гамильтон.

– Не теряй его из виду во Франции.

– С ним на пароме находится один из моих агентов. Он будет следить за мистером Бастером до особого распоряжения.

Кемп удовлетворённо кивнул. Побарабанил пальцами по подлокотнику кресла. И отдал ещё одно распоряжение:

– Пришли ко мне утром Трикстера Смита. В десять.

Экчери поклонился и вышел. Интерес босса к давно отработанному материалу, коим являлся бывший вороватый управляющий семьи Беркерри, заставил его удивиться. Но не это взволновало Экчери больше всего. Мистер Гамильтон настолько раскрылся перед ним сегодня, что это вряд ли может остаться без последствий. Такая степень откровенности возможна между родственниками или друзьями, но не допустима между начальником и подчинённым. Определённо, и это Экчери понимал, в его судьбе что-то должно будет измениться. И в самое ближайшее время.

27 – выражение означает: сказать что-то бесхитростно и честно, как будто у тебя глаза младенца или ангела, а на самом деле имея в виду свои планы, притворяться незнающим, наивным. Связано оно с тем, что подавляющее большинство новорожденных имеют голубые глаза, а ведь младенцам ложь недоступна. И именно это легло в основу образа честного человека – ясные голубые глаза младенца, не способного врать, интриговать, лицемерить. Именно поэтому с древних времён при изображении ангелов небесных также предписывалось изображать им голубые глаза.

25

Шейла проснулась всё в том же разорванном платье, не на своей кровати, в спальне мужа. Да она, практически, и не спала. Уплывала в тревожную дремоту и тут же просыпалась от каждого шороха, мнимого или настоящего. Всё боялась, что Кемп вернётся и опять набросится на неё. Между ногами щипало, но она опасалась уйти из его спальни ночью, чтобы не разозлить мужа своим отсутствием ещё больше. Решилась только утром, когда темнота ночи за окнами сменилась серыми сумерками.

Идти было… нельзя сказать, чтобы больно, но не удобно. Глядя на грязно-коричневый цвет, в который окрасилась вода, когда она смывала корку, в которую слиплись волосы в промежности, Шейла грустно подумала: «Вот я и стала женщиной»

Позавтракала Шейла в своей комнате. Выйти из неё не решилась, чувствуя только здесь себя в безопасности. Ни книги, ни рукоделие не могли отвлечь Шейлу от тревожных мыслей. Что же будет с ней в будущем? А что будет с мамой? Как же быстро она привыкла, что ей не надо ни о чём переживать, что во всём можно положиться на Кемпа, и теперь чувствовала растерянность. Брак с Бастером, судя по тому, что его выгнали из усадьбы, ей не грозит, но означает ли это отсутствие угрозы развода? Шейла не была в этом уверена. Развод на основании её измены – это позор, от которого ей не отмыться за всю жизнь. И титул графини тут не поможет. Как же ей убедить Кемпа, что она ему не изменяла, если он не хочет её выслушать? Заметил ли он, понял ли, что ночью лишил её девственности? Кому он поверит, что она не любит Бастера – брату или ей?

Шейла не осуждала Кемпа за вчерашнее. Какой бы мужчина не взбесился, узнав об измене жены? Даже, как ни странно, грубое поведение мужа, сказанные им слова, вселяли в Шейлу толику надежды, что он не собирается с ней разводиться. Никаких других путей, чтобы в этом удостовериться, кроме доверительного, спокойного разговора Шейла не видела. Но как его начать не знала. Только представив перед собой холодное лицо Кемпа, у неё от страха начинали дрожать колени.

Деловая часть утра мистера Гамильтона началась со встречи с Трикстером Смитом. Экчери был немало удивлён теме разговора – босс поручил… вернее, предложил тому заняться организацией бизнеса во Франции. Любого. На его усмотрение. И даже выделял Смиту определённую сумму ежемесячного содержания на год, по прошествии которого тот должен будет представить план, а мистер Гамильтон, в случае удовлетворённости планом, обязался выделить необходимую сумму денег для его реализации.

Кто бы Экчери такое предложил, так он был бы счастлив без меры! Вот только условия, при которых может осуществиться столь щедрое предложение, заставили Экчери задуматься: обязательность связки Трикстера Смита с Бастером Гамильтоном и обязательство обоих не появляться в Англии.

У Смита никаких колебаний предложение мистера Гамильтона не вызвало, и он поспешил согласиться. В Англии его бизнес под жёстким контролем мистера Гамильтона едва теплился, а в другой стране он будет предоставлен самому себе, сможет ого-го как развернуться. С деньгами в кармане, без оглядки на семью, которая останется в Англии, и с партнёром, младшим партнёром, надо сказать, фактически подчинённым, во всяком случае, без права голоса, который знает язык и местные законы. (Кемп охарактеризовал Бастера студентом юридического факультета Университета Сорбонна. То, что он там «учится» уже 10 лет, благоразумно не сказал).

Как только Смит ушёл, босс сказал Экчери:

– После того, как они познакомятся, сними наблюдение за Бастером.

– Установить за Смитом? – уточнил Экчери, что делал чрезвычайно редко.

– Нет!

Экчери удивился. Очень удивился. Были моменты, когда он не понимал действий начальника, как, например, это было с его повышенной заинтересованностью в покупке дома в Гемпшире. Но это было из-за отсутствия владения всей информацией, не позволяющей увидеть картину целиком. Но здесь Экчери знал всё и о Бастере, и о Трикстере Смите. Первый был подлецом и пиявкой, а также глупцом и самовлюблённым эгоистом. Экчери, конечно, ни за что не высказался бы так о брате босса вслух, но про себя думал о нём даже в более резких выражениях. Второй был умён, сообразителен, жаден, с полным отсутствием совести и чести. Одним словом, ещё тот пройдоха. И этакую парочку проходимцев мистер Гамильтон обязуется содержать целый год, потом выдать большую сумму денег, и всё это при полном отсутствии контроля?!? Нет! Экчери решительно не понимал своего босса. Но… задавать вопросы, просить объяснений было не принято, и он не произнёс ни слова.

Кемп ждал от своих подчинённых беспрекословного выполнения порученных им заданий, даже если они не понимали его решений. Главное, чтобы слушались с