Цыпленок жареный. Авантюристка голубых кровей - Виктория Руссо

– Невероятно вкусно! – пробубнила Анна, запихав в рот слишком большой кусок пирога с квашеной капустой. Она чувствовала внимательный взгляд Натальи Петровны, которая сидела напротив через стол, укутанная в теплый плед, и молча изучала гостью. Под ее испытующим взглядом Анна чувствовала себя тем, кто она есть на самом деле, – обманщицей!

– Душенька Наташенька, отчего ты не лакомишься этим чудесным пирогом? Я переживаю за тебя. Ты так печальна, а мне бы так хотелось видеть твою улыбку, ради которой я приехала! Помнишь, ты просила привезти тебе радугу? – ласково произнесла Цыпа, вспомнив одно из писем, где Наталья и Анна условились о том, что в ближайшее лето в губернию из столицы прибудет цветастое чудо. Прижав руку к груди и подавшись вперед, аферистка прошептала: – Она здесь!

Эта импровизация умилила супругу «брата», и та, прослезившись, ответила, что не голодна, но за радугу благодарна. С этого момента ледяная дама оттаяла, и сквозь тучи ее опасения наконец-то пробился лучик любопытства, она начинала доверять гостье.

Иван Феклистович украдкой наблюдал то за «родственницей», то за супругой. Эта встреча вызывала у него тревогу, ведь эти две женщины были в каком-то смысле противоположностями: одна – порочная, а вторая – почти святая. Но страхи, как оказалось, были напрасны, Анна удачно вписалась в их семью. Казалось, они на время пригрели в своем доме непослушную, но милую и забавную мартышку. «Не так страшен черт, как его малюют!» – вспомнил Иван Феклистович кем-то произнесенную народную мудрость.

– В тебе всегда было столько заботы, Анна, – произнесла Наталья Петровна с теплом. – Я всегда этому удивлялась! Почему ты не приезжала к нам так долго?

Анна замешкалась, придумывая причину, и не нашла лучшего оправдания, чем слово «стыд».

– Я ведь виновата перед братом, – произнесла Анна, – Я знаю, что он на меня сердится и…

– Ты говоришь искренне? – удивилась Наталья, нахмурившись.

– Нет, конечно, нет! Причина совсем другая, и расскажу я о ней только тебе, когда мы останемся вдвоем, чтобы посплетничать! – этот ответ вполне устроил всех, и Анна смогла чуть расслабиться.

– Помнишь, ты зимой прислала мне засушенную ромашку в письме? Ты написала, что это – кусочек солнца, и он совсем не опасен для меня, – заговорщически произнесла Наталья Петровна и наклонилась вперед, испытующе уставившись на «сестру» мужа. Анна сделала вид, что пытается восстановить в памяти этот эпизод и вдруг засмеялась, желая потянуть время, она не могла понять, серьезен ли этот вопрос и не провоцирует ли ее рыжая женщина в пледе, желая вывести на чистую воду.

– Моя миленькая Наташенька, – зачирикала притворщица, – Я многого не помню, потому как в недавнем прошлом со мной приключилось несчастье: попала я под лошадь, сдуревшую от Петроградского тумана, пьяный возница не смог удержать поводья. Лежала в больнице долго и поэтому вам не писала.

– Из-за травмы?

– Да, моя рука была переломана, но это оказалась не самым ужасным. Еще мне отшибло память. Я долго думала, что одна-одинешенька на белом свете… Но нашла письма брата. Читала их и так тепло мне становилось…

– От Ваниных писем? – изумилась Натали, вспоминая сухие строки, пропитанные безразличием.

– Да, Натали, душенька, они были неприветливы, но это только на первый взгляд. А если всмотреться в его почерк, то сразу поймешь: у человека, чья рука их выводила, в груди бьется сердце, в котором есть забота о ближних! И даже о таких неблагодарных и непристойных, как его сестра, – вздохнула Анна, изобразив огорчение, будто она разочаровалась сама в себе, но находит силы принять правду о том, что человек она несовершенный.

– Я обожаю твою сестру, Ванечка! Ну, есть ли прелестней человек на земле?!

После приятных слов Натальи Петровны Анне сначала стало стыдно, но потом она себя почувствовала в какой-то мере адвокатом умершей, ведь, по сути, ей представился шанс примирить умершую в муках одинокую проститутку с родственниками, немного очистив при этом репутацию. Даже если они с Козырем ограбят легковерных Ивана и Наталью, то останется важная ценность, которую не купишь ни за какие денежные знаки – память о проведенных вместе приятных часах с умершей сестрой.

Анна начала подробно описывать душевные страдания и мнимый процесс восстановления после несчастья, связанного с лошадью. Потеря памяти легко объясняла любые пробелы в истории, поэтому они с Козырем заготовили этот вариант еще в поезде по дороге в Новгородскую губернию. Естественно мошенники понимали, что эта оговорка смешна и наивна, но другого безболезненного выхода из рискованных ситуаций на ум не пришло. Настоящая Анна на самом деле тоже лежала в больнице (но с другим диагнозом, конечно), перед смертью (со слов Осипа), она билась в агонии и никого не узнавала. По доброте душевной Козырь помогал ей – подделывая почерк строчил письма брату. Самые последние послания, в которых она прощалась и признавалась в том, что умирает, предприимчивый молодой мужчина отправлять не стал. Семья Анны Феклистовны стала для него запасным вариантом «на черный день», он всегда мог попросить выслать денег от имени призрака Аннушки, ведь покойница при жизни это делала множество раз. Правда в последние годы ее жизни брат не баловал вниманием страдалицу, а у Козыря не было нужды, он сколотил свою банду и возглавил группу мошенников, приносящих ему доход.

В столовой Ивана Феклистовича было обыденно, но душевно. Стояла плетеная мебель, обтянутая красивой кружевной тканью, что было мило и создавало летнюю атмосферу, потому как обычно она предназначалась для отдыха на воздухе. Стены украшали обои с розочками, напоминающими детские смешные рожицы. Анна, указав пальцем на одну из них, развеселилась, но Наталья Петровна помрачнела – тема детей в ее доме не приветствовалась. Она недовольно поерзала и посетовала на скрипящий звук: – О, эта мебель так вульгарна! Я была против, но Ваня настоял на том, чтобы купить ее.

– Потому что это было очень дешево. Почти даром.

– И теперь мы – обладатели очень дешевой мебели, которую в приличных домах выносят в сад и на веранды!

– Приятно быть в неприличном доме, я тут чувствую себя спокойно! – отшутилась Анна, предотвращая семейную ссору. – У вас уютно, и эта мебель…

– Садовая! – резко бросила Наталья Петровна.

– В Россию, если я не ошибаюсь, ее завез еще князь Голицын! Он приехал из Европы и открыл в своем поместье мастерскую – начал изготавливать «европейские кружева». Предприимчивый человек! С его легкой руки плетенки были когда-то шиком!

– Были! В том-то и дело! – капризно произнесла Наталья Петровна, испытывая очередной приступ гнева. Анна хотела еще что-то сказать в защиту простой мебели, о которой некоторые могли только мечтать, но почувствовала мягкую ладонь «брата» поверх своей руки, таким образом он предостерегал ее, видя, что у супруги очередной приступ. Натали закрыла лицо пледом, стараясь успокоиться, а Иван Феклистович налил себе еще чаю. Он выглядел немного обеспокоенным.

Вошла помощница по дому Лизавета, худощавая женщина не была в восторге от появления в доме слишком веселой гостьи. Она слышала краем уха во время разговоров хозяев о том, что у Ивана Феклистовича есть беспутная сестра, по некоторым отрывкам из бесед, она сделала вывод, что Анна, человек нехороший, доставляющий много горестей хозяину дома, к которому она испытывала нежные чувства. Внимательной аферистке показалось, что обаятельная и услужливая крестьянка, с зелеными раскосыми глазами и красиво уложенными каштановыми волосами, коснулась Ивана Феклистовича своей грудью, когда ставила напротив него чашку для кофе. Взгляды женщин скрестились, и в этот миг у них вспыхнула взаимная неприязнь. Обе были чужие в этом доме и зарились на то, что им не принадлежит.