Сахар на дне - Маша Малиновская

Домой приезжаю уже около одиннадцати. Просто хочется спать. Душ приходится сделать похолоднее, потому что я вспоминаю предыдущий душ. «Поцелуй меня…» Что же ты делаешь, девочка? Игры с огнём к хорошему не приводят. Но какая же она была тёплая. Мягкая и дрожащая. И как же хотелось сжать её тонкие запястья над головой и прижать к холодному кафелю, а потом стереть, вытравить из бестолковой башки те жуткие воспоминания о поглумившихся над ней уродах. Ведь я уверен, что рафинированный одноклассник так и не смог этого сделать. Вряд ли бестолочь дала за этот год к себе прикоснуться. И этого тоже стереть. В порошок. Тупой дятел, как можно было так это оставить? Почему он не встряхнул её и не заставил забыть о случившемся? Импотент херов.

Выключаю воду и слышу лай Бэтмэна. Чего это он? Но потом понимаю, что в дверь стучат. Кого могло принести так поздно? Тем более мимо консьержа. Если это снова пришла Кристина, то надолго не задержится. Сегодня я вроде бы понятно ей объяснил цель наших встреч, и кто будет инициатором.

Натягиваю брюки и шлёпаю босыми ногами к двери. Открываю и офигиваю.

— Нихера себе бицухи! Ты служил на стероидном заводе?

Должанов вваливается в квартиру, и мы крепко стискиваем друг друга в объятиях.

— Как же я рад тебя видеть, Рома!

— Чувак, отпусти, ты же полуголый. Мне как-то неудобно.

Ржём, привычно стукнув друг друга в плечо. Ромыч и сам не одуванчик. Роста набрал после школы заметно, да и крепкий, явно в зал часто наведывается.

— Ты прямо с самолёта что ли?

— Ага. Дико хочу жрать и бухать, не каждый же день лучшему другу исполняется четверть века, — Ромка стаскивает с плеч дорогущий пиджак и бросает на диван вместе с кожаным портфелем, сдергивает галстук и закатывает рукава рубашки. — И если ты скажешь, что у тебя кроме спортпита и протеиновых батончиков ничего нет, то ты мне больше не брат, Лекс.

Мы проходим в кухонную зону, и я сооружаю ужин посытнее. Ну и пузырь коньяка в придачу, конечно же. Ромка взъерошивает волосы и разваливается на стуле. Деловой франт, в костюмчике и с золотыми часами, а один хрен тот же шелудивый плут. Взгляд блядуна не спрячешь.

— Ты давай три стакана, Макс тоже сейчас подвалит. Как только удовлетворит пару раз свою Нинку-балеринку.

Радость от встречи с друзьями наполняет душу теплом. Как же, оказывается я по ним скучал. За шесть лет могло измениться многое, не спорю. У каждого теперь свой путь, но школьная дружба — это нечто святое, незыблемое.

Ларинцев заявляется ближе к полуночи. Довольный, как кот, обожравшийся сметаны. Сверкает белозубой улыбкой артиста и быстро догоняется до нас с Ромычем. Ночь беспрерывного ржача и откровенных бесед, воспоминаний и ностальгии.

— Слушай, Лекс, — говорит Должанов, немного напрягаясь, — а что с твоей сводной сестрой, ты виделся с ней или армия всё размыла и тебя теперь не торкает?

— Первые пару лет мы присматривали за Снежинкой, когда ты уехал, — уже серьёзно сообщает Макс.

Я вкратце рассказываю друзьям о том, что произошло с бестолочью. Опускаю дерьмовые подробности, но они и так понимают, о чём речь. Весёлая атмосфера рассеивается. Макс задумчиво треплет по холке сидящего у ног Бэтмэна. Должанов курит.

— Как ты их нашёл?

— Это было не трудно. В парке много шпаны и слухи ходят. А этот малыш, — указываю на пса, — пометил козлов. Только вот одного ещё не нашёл, того самого, что сломал ей руку, которого покусал Бэтмэн. Но найду. И порву суку на ленты.

— Аккуратнее, — предупреждает Ларинцев, — чтобы сам потом не попал за прутья.

— Да я аккуратнее, чем с целкой. Даже листва не шелохнётся.

О себе ребята тоже рассказывают. У Макса отношения, и он аж светится, разбрызгивая вокруг зефир и дерьмо радужных единорогов, стоит только спросить о его пассии. Должанов продолжает жить жизнью свободного щеголя, иногда пощупывая своих и отцовских секретарш и помощниц.

— А к отцу на фирму ты не хочешь? — спрашивает Макс. — Хотя бы на первое время.

— Нет.

Рассказываю о своих планах на клуб, но парни как-то странно переглядываются.

— Я думал, ты с Ермолаем не особо ладишь. Особенно после выпускного, — неуверенно говорит Рома.

— Не понял. А при чём здесь Антон?

— Он вроде как немного ушёл в нелегальный бизнес, — Макс тоже закуривает. — Нелегальные бои — выгодное дело, хотя и рискованное.

— Нелегальные?

— Лекс, — серьёзно спрашивает Должанов, — кто тебя надоумил устроиться в «Дракона»?

Ох Демьян, мать твою. Снова всплывает в мозгу сравнение с маленьким слепым котёнком, у которого вся морда в молоке. Только у меня в дерьме, потому что именно туда меня смачно макнули. Дальше парни могут мне уже ничего не говорить. Я может и отстал от жизни, но совсем не дебил. Вот откуда дыры в бухгалтерии и потоки в никуда, вот почему Хоминич выёбывается. Клуб — арена подпольных боёв, а нихера не трамплин для молодых спортсменов. Это ещё похлеще БДСМ-аукционов. И стоит за этим Ермолаенко. Чудесно, блядь.

— Ты чего завис, Лёха? — осторожно спрашивает Макс.

— Думаю.

Я действительно думаю, что делать теперь со всем этим дерьмом. И такие ли это хреновые новости для меня или теперь могу подумать, как взять за жабры Антошку. Как говорится, всё что ни делается — всё к лучшему.

Просыпаюсь я постепенно. Скорее даже выныриваю из тяжёлого сна, свалившегося на меня не по доброй воле. Выныриваю и снова погружаюсь в вязкую темноту. Когда, наконец, окончательно пересекаю грань, чувствую, как горит затылок. Медленно оборачиваюсь, преодолев боль в прострелившем плече и натыкаюсь на внимательный взгляд светло-серых глаз подруги.

— Привет, — хриплю не своим голосом.

— Привет, — натянуто отвечает Лиза, продолжая изучающе смотреть на меня.

Я абсолютно ничего не помню после того, как села в машину Шевцова. Он что-то добавил мне в чай, а потом, наверное, привёз домой. Представляю, как была шокирована Лиза, поэтому не особо удивляюсь, что она рассматривает меня словно в микроскоп.

— Говори уже, — вздыхаю от ломоты во всём теле, потому что чувствовать это её молчаливое напряжение уже становится невмоготу.

— Это ты говори, — Копылова оживает, её активная мимика возвращается, а взгляд перестаёт быть стеклянным. Теперь в нём плещется огонь праведного гнева. — Что этот козёл с тобой сделал? Яна, я почти сутки себе места не находила, пока ты тут спала! Хотела Саше позвонить, но передумала. Или стоило? Хочешь, сейчас позвоню?

— Лиз, остынь, — прикрываю глаза, едва выдержав этот поток своим ещё не до конца проснувшимся мозгом, — Не надо Саше.

Только не ему. Как бы это не звучало, но сейчас своего парня я хочу видеть меньше всего.