Волшебник. Набоков и счастье - Лили Зангане

Вот что я воображала, тоскуя по неоконченным рассказам и далеким лесам, мечтая увидеть их сквозь прозрачное стекло собственных странных полетов фантазии.

Итак, вы собираетесь приступить к двенадцатой главе книги «Волшебник». Вы с удовольствием подкладываете сразу две подушки себе под голову, набрасываете на себя одеяло и выключаете телевизор. Вы устраиваетесь поудобнее и прилаживаете лампу: конус света должен падать точно на страницу. Вы отодвигаете «Оксфордский словарь английского языка» на дальний край прикроватного столика, решив, что он вам больше не понадобится. Вы протираете глаза, зеваете во весь рот – ведь вас никто сейчас не видит – и внезапно обнаруживаете, что скользите в ночной темноте по спиральному спуску внутри чего-то похожего на раковину огромной улитки. Вы присматриваетесь и различаете впереди какое-то отверстие, из которого исходит золотое сияние. Однако с каждым крутым поворотом спирали оно не приближается, а только отдаляется. Желая добраться до этого сияния, вы увеличиваете скорость и вдруг чувствуете, как шея ваша становится необычайно тонкой, плечи невероятно узкими, а ноги такими длинными, что вы не можете различить собственные ступни, – и вот вы уже со свистом проваливаетесь в дыру.

После страшно долгого падения вы плюхаетесь, раскинув руки и ноги, на траву в хвойном лесу. В изумлении вы медленно поднимаетесь, отряхиваете свою пижаму и озираетесь. Метрах в двух слева от вас видите красную шахматную доску и три деревянных указателя, на которых белым мелком обозначены направления: логово додо, жилище одуванчика, демония. Рядом с третьим указателем протекает ручеек, и, хотя это выглядит до странности не ко времени в ветреный весенний день, вы замечаете бабочку-голубянку, окунающую в воду свой тонкий хоботок. Но как только вы подходите поближе, она исчезает, и вместо трепещущего насекомого какую-то долю секунды прямо вам в глаза смотрит ваше собственное отражение. Вы делаете шаг назад, испугавшись выражения этого лица.

Из древних манускриптов известно, что некоторые заколдованные путники, направлявшиеся в Демонию, не возвращались назад. Кроме того, с давних времен множество «императоров, диктаторов, священников, пуритан, обывателей, политических моралистов, полицейских, почтовых служащих и резонеров» предупреждали, что Демония – опасная местность, где неопытных путешественников поджидают разнообразные искушения и обольщения. «Демония, – шепотом предупреждали они, – лежит за высокими горами, в продуваемой всеми ветрами пустыне, где водятся хищные белые птицы и пятнистые насекомые…» Некоторое время вы пребываете в нерешительности, но потом говорите себе, что, как заметил однажды великий Вивиан Даркблоом, «любопытство… и есть неповиновение в наичистейшем виде», и – пусть и не без дрожи – выбираете третью дорогу.

Вскоре вы достигаете края хвойного леса и легкой походкой минуете мертвенно-бледное озеро и песчаную равнину, на которой растут несколько сосен. Немного погодя перед вами открывается узкая тропа между двумя горами. Раскрасневшись, задыхаясь, вы взбираетесь вверх, оглашая при этом утренний воздух детской песенкой:

Несколько часов спустя вы натыкаетесь на новенький указатель, направленный вверх: перевал неведомых сновидцев. Однако на этот раз это только указатель, и вы спокойно продолжаете путь. Вы забрались уже гораздо выше, чем казалось возможным, и только собрались присесть на большой камень, как вдруг видите: кто-то оставил на нем книгу. Вздрогнув, вы понимаете, что путник, который ее читал, вероятно, не сумел вернуться назад, а книга – «Ада, или Радости страсти: Семейная хроника» Владимира Набокова – так и лежит здесь, никем не тронутая. Вы открываете ее ближе к концу – это дурная привычка, и она вас втайне несколько беспокоит – и читаете на одной из последних страниц:

...

Вы знаете, что этого делать нельзя, но все же бросаете быстрый взгляд на последний параграф:

...

Вы несколько озадачены. Снова открываете книгу, теперь уже на первой странице, и изучаете генеалогическое древо, с которого начинается семейная хроника. Давшая имя роману Ада выходит замуж за некоего Андрея Виноземцева, скотовода. Вы чешете в затылке и снова обращаетесь к финалу. «Прекрасная, как сон», – вам нравится это выражение; вы даже решаете использовать его где-нибудь, незаметно подсунув в текст как самостоятельно придуманное. На самом деле вам нравится все предложение – какой-то маслянистостью слитых воедино слов. Вам кажется, они проходят сквозь вас, как каравеллы проходят по ультрамариновой воде. Но, задумавшись о том, что значат эти слова, вы перестаете что-либо понимать: «ибо не схожи ли воспоминания нашего детства с каравеллами виноземцев, над которыми праздно кружат белые птицы?» Вы злитесь на себя и на этот текст, но любопытство только растет. «Схожи» – от слова «сходный» (сходить, сходиться, – шепчет вам в ухо ореада, нимфа гор). «Каравелла» сразу вызывает в памяти, при посредстве учебника истории для начальной школы, рисунок, изображающий красивый кораблик – паруса да мачты, – на котором Колумб добрался до Нового Света. А что касается «виноземцев» – видимо, жителей некой страны Виноземии, – то вы подозреваете, что они живут в краях, где много вина. Ах, если бы сейчас оказался под рукой оксфордский словарь, как бы он пригодился… Вы оглядывается вокруг, лелея смутную надежду обнаружить его где-то поблизости в сорной траве. Ну пусть не словарь, пусть хотя бы какое-нибудь руководство по толкованию непонятных предложений. Но тут вам на какую-то долю секунды кажется – да нет, вы готовы поклясться, что так оно и есть! – будто на вас смотрит крошечное демоническое существо, прячущееся за колючим кустом: некто зеленоглазый, с рыжей, как у лисы, шерстью. Прежде чем вы успеваете перевести дыхание, существо, хихикнув, исчезает в воздухе, как русалка в воде, и вы успеваете заметить только промельк невесомой юбки. А через мгновение вы обнаруживаете новенький «Оксфордский словарь английского языка», аккуратно положенный возле куста (его точно не было там раньше!). На обложке массивного тома лежит бумажка с аккуратно выписанными заглавными буквами: «ПРОЧИТАЙ МЕНЯ». Вы несколько ошеломлены, но все же осторожно протягиваете руку, листаете словарь – и находите статью «Виноземия, она же Винландия (см.) – земля, особо пригодная для выращивания винограда». А что же тогда такое «каравеллы виноземцев»? Каравеллы, перевозящие виноград? Или каравеллы, сделанные из виноградных лоз? Вы нерешительно открываете слово «каравелла» – « сущ., морск. Любой из нескольких типов маленьких, легких парусных судов, особенно двух– или трехмачтовых, с латинскими парусами, на которых плавали испанцы и португальцы в XV–XVI вв.». Вы остаетесь верны себе: слово «латинский» раздражает, и вы находите его значение: «треугольный продольный парус, обычно использовавшийся в Средиземноморье».