Академия Безумцев - Александра Ибис

— Я не могу позволить вам так поступить ради меня, — он вцепился в моё правое предплечье.

— Я делаю это ради себя! Ради мамы с папой, — я освободилась и спустилась с крыльца. — Страх, я согласна на ваше предложение.

Дух, успевший встать на ноги, заключил меня в свои пугавшие и тело, и душу объятия. Кажется, Элиот закричал и попытался помешать мне, но нас с духом вдруг оградила тьма.

— Закрой глаза, ведьма времени, — прошептал Страх.

Я опустила веки и почувствовала, как их накрыла холодная ладонь. Тело била мелкая дрожь.

А потом меня пронзила невыносимая, убийственная боль! Вся моя отвага, все мысли о том, что я поступала правильно, всё понимание, что я делала это ради правды о родителях, ради того, чтобы иметь возможность наказать истинных преступников, испарились. Я могла думать только о боли, могла чувствовать только боль, я стала одним большим клочком боли.

По лицу струилась кровь.

А потом окровавленного лица коснулся металл. Воя от боли, я увидела, как Элиот склонился надо мной и взял на руки. Волей ли Страха я не потеряла сознание или свой собственной, но я услышала брошенные на прощание слова, произнесённые духом:

— Благодарю за новый мир, дева.

Я устала бежать. Дышать и так тяжело, невыносимо трудно, так ещё и в руках вещь, которую ни при каких обстоятельствах нельзя потерять. Я останавливаюсь. Освободив одну руку, нажимаю на ручку двери передо мной.

Я в кабинете, больше похожем на мужской, чем на женский. На столешнице из тёмного дерева сидит женщина с длинными пламенно-рыжими волосами. Мужчина стоит между её ног и глубоко целует. Они отрываются друг от друга и поворачивают в мою сторону свои замазанные чёрной краской лица без глаз, носов, каких-то узнаваемых черт. С моих губ срывается оглушительный крик, я разворачиваюсь и убегаю, по пути вниз по лестнице драгоценная ноша выпадает из ослабевших пальцев.

Сижу в чайной чашке высотой в человеческий рост, не знаю, как забралась туда. В подрагивающей правой руке — нож для масла.

Топ-топ-топ. Чайная чашка накреняется, и я падаю к ногам мужчины. За правую руку меня вздёргивают наверх. К моему лицу склоняется чёрное пятно мужчины. Я изо всех сил пытаюсь вырваться из чужой хватки.

— Аня!

Кошмар отступил в сторону, но тьма никуда не делась, хоть я и проснулась. Чья-то тёплая ладонь погладила меня по мокрой щеке, опустилась на шею. Я невольно потянулась за ней.

— Аня, — я узнала голос Элиота. Приятный, мягкий, спокойный.

— Я… ничего не вижу… — выдавила, приходя в себя после сна.

— Сейчас, — пообещал мне что-то дракон, и я почувствовала, лишившись согревавшего жара, как он встал с постели, на которой сидел рядом со мной, прижимаясь бедром к моему, накрытому одеялом. Вскинула руку и сумела ухватиться за его запястье.

— Почему я не вижу, Элиот? — просипела я.

— Вы не помните? Вы отдали духу свои глаза.

Я задержала дыхание. Однокурсник осторожно убрал мою руку и отошёл, но вскоре вернулся. Вытерев, вероятно, носовым платочком моё лицо, он приподнял его за подбородок и осторожно коснулся губ губами. Поделился своим драконьим жаром, и мне показалось, что мои уста горят, как крылья мотылька, коснувшиеся пламени свечи.

Элиот отпрянул, вырвав из моего рта вздох. Лица коснулся металл — и незнакомое помещение предстало передо мной, лишённым красок, чёрно-белым. Несколько кроватей, тянувшихся за спиной Элиота до самой стены. Рядом с каждой кроватью по прикроватной тумбочке.

— Пить, — просипела я, увидев стакан справа от себя.

Дракон взял стакан и поднёс его к моему горящему лицу. Я жадно присосалась к стеклу, сглатывая воду.

За первым последовал, за вторым — третий, за третьим — четвёртый и пятый, пока хрустальный графин, по которому я водила пальцем, ныряя подушечкой в резьбу, не опустел.

Хлопок двери о твёрдую толстую стену оторвал меня от моего бесполезного занятия. Я посмотрела себе за спину: в зал исцеления, коим, по словам Элиота, являлось помещение, в котором я очнулась, ворвалась Алексия Уотерс. Она тёмным пятном выделялась на фоне светлого зала. В руке девушка несла чехол для одежды.

— Очнулась? Замечательно! — в голосе старшекурсницы поразительным образом смешались беспокойство и раздражение. — Ты проспала двое суток, чтоб тебя! Я и сама бы, конечно, не отказалась от столь длительного сна в учебные будни! Но, знаешь ли, предпочла бы, чтобы его причиной стала не потеря чёртовых глаз!

Алексия швырнула чехол на соседнюю кровать, ту, что была слева от меня. На кровати справа сидел Элиот, успокаивавший меня своим присутствием. О том, как скоро он перекочевал из смертельного врага в поддерживавшего союзника, лучше было не думать.

— Ты их и не лишилась, — отметила я.

Ноздри старшекурсницы гневно раздулись:

— Ты тоже не должна была!

— Я не просила тебя обо мне печься, — уголок моих губ потянулся вверх. — Не боишься испортить репутацию?

Девушка усмехнулась, дёрнув застёжку чехла.

— Дура малолетняя, — нелестно отозвалась о моих мозгах Алексия, извлекая его содержимое. Платье.

У меня не имелось ни желания, ни физических или моральных сил, чтобы с ней спорить. Вместо этого я спросила:

— Это ведь вы с Арланом тогда запустили в прослойку чупакабру?

Стоило немного подумать, и пришло понимание, что уж очень, просто крайне подозрительно веселы они были, пугая первокурсников.

На Алексию смена темы подействовала. Она перестала строить из себя кипящий чайник, сняла выуженное платье с деревянной вешалки и даже снизошла до прямого ответа на поставленный вопрос:

— Ага. У нас старые тёрки с профессором Лингран, мы ей ещё в прошлом году месть обещали.

Потом она переложила одежду, которой занималась, мне на колени:

— Держи. Из твоего шкафа захватила. Рада, что на этот раз оно пригодится.

Я удивлённо приоткрыла рот. То, что она приходила раньше, — уже понятно, но…

— Одевайся давай, и я позову целителя, чтобы проверил твоё состояние.

Я провела рукой по нежному шёлку. Рукава до локтей, поясок на талии, однако…

— А какого оно цвета?

Алексию перекосило, как от зубной боли.

— Серебристое, подходит к твоему новому, — девушка закашлялась, — головному убору.

— Скорее уж, накладке на лицо, — поправила её я, невольно потянувшись к маске пальцами.

— Ха-ха, — после первого слога была сделана пауза. Прозвучало это не как смех, а как угроза.

Перевернув платье, я приступила к расстёгиванию пуговичек на спине. Закончив, потянулась руками к ночной рубашке, но вдруг застыла.