Я из Железной бригады - Виктор Мишин

Вместе со своей формой я забрал и вещмешок, в котором было немного сухарей и кусочек вяленого мяса. Сожрал так быстро, что даже вкуса не ощутил. Очень болела рука, пальцы опухли и не двигались. Перелом, к гадалке не ходи, да и костяшки сбил, не окрепли еще как надо кулаки, мало тренировался. Нужно вправлять кости, но блин, страшно. Шуметь страшно. Усевшись поудобнее, это на случай, если сознание потеряю, взял в зубы ремень вещмешка и сильно сжал. Начал с мизинца, а вообще двигались только большой и указательный пальцы, сломаны были три остальных. Странно, вскользь как-то попал, вон на указательном только костяшка чуток рассечена. Потянул и, чуть глаза не вылезли, но ждать, пока вновь настроюсь, не стал и проделал с остальными то же самое. После того, как дернул средний, на некоторое время отключился. В глазах резко потемнело, и я сомлел. Но опять же судя по часам, провел в отключке буквально минут пять.

– Да какого хрена, все равно командиры заберут! – прошептал я и достал бутылку «невеселой Клико». Да-да, от жадности хапнул сразу две бутылки. Понимаю, что мне бы сейчас спирту, но что есть, то есть.

Глотки благородного напитка упали как бальзам. Да, понимаю наших аристократов, действительно, хорошая вещь. Пузырьки шибанули в нос, а в животе прокатилась волна, главное, чтоб желудок отреагировал правильно.

Чтобы зафиксировать пальцы, оторвал подол нательной рубахи и туго забинтовал руку, стараясь делать так, чтобы ей все же можно было пользоваться, хоть и ограниченно. Заодно пристроил пистолет так, чтобы быстрее выдернуть, если что, из винтовки мне пока не стрелять.

Сидеть было скучно, время тянулось просто песец как медленно. Достал и разложил перед собой бумаги из чемодана. Больше всего тут было карт местности. Жаль, не всего фронта, даже не какой-либо части, а лишь полосы в двадцать километров по фронту. Зато были указаны все подразделения, стоявшие как на передке, так и в тылу, причем на большую глубину. Пехота, артиллерия, даже кавалерия, много тут фрицев, да и австрияков хватает. Указаны как численность пехоты и артиллерийских стволов, так и боезапас ко всем орудиям, очень нужные сведения. Более того, есть данные даже по поставкам, когда будут, сколько и периодичность их подвоза. В общем, не зря руку сломал, да и парни погибли не зря.

Всякие отчеты, записки и рапорты я отложил в сторону, позже посмотрю, сейчас хотелось выяснить, где я, хотя бы примерно. Потратил минут пять, но вроде как сориентировался, да, далековато мне еще. Если все правильно посчитал, то на машине забрал лишку вправо, дорога так шла, а значит, мне надо идти севернее, а лишь затем поворачивать на восток. Около десяти километров, может чуть меньше, за ночь пройду, конечно, если рука не разболится сильнее. Пока вроде дергать стала меньше, может, и успокоится.

– Вот же суки, как устроились! – я шептал, разговаривая с умным человеком, с собой, конечно, лежа в ложбинке прямо на поле. Передо мной нейтралка, но какая-то не такая. Где мы переходили прошлой ночью, не понимаю, явно не здесь, ничего знакомого не узнаю. Да и слишком мало я после госпиталя был на фронте, чтобы изучить местность. Какие-то сгоревшие домишки, одни печки точнее стоят, когда шли сюда, их не было. Плюс местность впереди повышается, а значит, это высота. На ней могут быть наблюдатели, причем как наши, так и немцы. Вечером я слышал звуки боя где-то правее, возможно, тут и нет никого, но позади я оставил небольшое подразделение врага, обойдя по кругу. Признаков того, что за высотой ведется наблюдение, я не заметил. А вот в тылу у немцев начался пожар. Пока добирался до передовой, дважды чуть не влип. Усилили все посты, немцы носятся как наскипидаренные, наверное, по шее получили за мою выходку. Интересно, сколько пострадало при подрыве на гранатах?

Ползти дальше мешала «колючка», как-то ее придется преодолевать, а у меня кроме винтовки, ничего нет. Стоп, есть еще шинель, только нужно ее снять, а сделать это и остаться не замеченным, будет сложновато. Окопы врага, метрах в ста пятидесяти позади, вокруг темно, ночь, но сука, всегда, когда расслабишься, появится какое-нибудь дерьмо.

Ждать дальше я не стал, ибо через пару часов рассвет, а мне нужно успеть дойти. Раздевшись, вновь изготовился ползти. Сначала пропихнул все вещи под колючкой, только чемодан пришлось с помощью винтовки перекинуть на ту сторону. Затем, сложив шинель вдвое, накинул ее на проволоку и начал осторожно перелезать. Сломанная рука доставляла огромное неудобство, был бы еще гипс на ней, полбеды, а так, чуть заденешь, да даже просто напряжешь пальцы – и искры из глаз. Хорошо хоть банки еще не научились подвешивать на колючку, или просто тут их не было, но все прошло тихо. Только штаниной все же зацепился и чуток порвал, да шинель замучился с колючек отцеплять, а так все получилось. Впереди пустая полоска земли, за ней уже наша колючка, ну, это я так думаю, а затем уже и высота. Сколько ни вглядывался, никого и ничего на ней не обнаружил.

Как я смог все это провернуть и вернуться назад? Наверное, ответ в моей прежней подготовке, знаниях и опыте, а может, в простом везении и помощи свыше. Я долго служил, оставался в живых в очень серьезных передрягах, порой было очень страшно. Но я жил, выживал, познавал себя и мир. Обычно в книгах упоминаются сверхвозможности людей, полученные ими во время каких-то катаклизмов или испытаний. У меня ничего такого нет, никаким гипнозом я не обладаю, не умею усыплять людей прикосновением к нужным точкам, хотя некоторые точки и знаю. Все, что я умею, это тихо и незаметно передвигаться, даже по городу, поверьте, это возможно. Умею хорошо стрелять, правда, немного надо приобрести опыта для этого тела, тогда будет все еще лучше. Глазомер отличный, руки, как продолжение винтовки, что еще надо? Знания языков? Получал их всю свою тридцатилетнюю жизнь. На самом деле выучить сложно только один язык, например, французский. Затем все идет как по маслу. Для русского человека в языках всегда была только одна проблема. Если торопиться, то начинаешь перескакивать с одного на другой. Но это проблема решается в голове. Просто, находясь в определенной среде, нужно стараться переключать восприятие и начинать думать именно на том языке, на каком говорят окружающие. А этому нужно много учиться и работать со своей головой. Тяжело дается язык тому, кто строит фразы в голове на русском, а затем их переводит, так нельзя. Такая форма общения подойдет для туриста, но не для разведчика. Нас учили думать так, как думает потенциальный противник. Работа с психологами была неотъемлемой частью подготовки. Это, кстати, отличные ребята, кто бы что ни думал. Больше всего нравится в них то, что они могут объяснить буквально все, простыми словами и так, что поймешь сто процентов. Более того, ты начинаешь думать подругому, и это помогает в твоем деле. Помню, многие у нас в армии очень не любили встречи с мозгоправами, а мне даже нравилось, посидишь, поговоришь. Ясно, что приходилось следить за речью, а то непременно к чему-нибудь прицепятся, но их труд также нужен в армии, как и на гражданке.

Да, я выполз из той задницы, в которую угодил в первом же рейде с группой так называемых партизан. Вышел с приварком. Когда я ввалился посреди ночи в окоп с нашими солдатами, был тут же обласкан ими до глубины души. Ухо болело неделю, губа, разбитая о чей-то кулак, чуть дольше. Ну, а те, кто меня встретил, болели чуток дольше, переломы, знаете ли, долго заживают. Махал руками и ногами я так, как будто в последний раз. Чуть до оружия не дошло, слава богу, командиры вовремя подоспели.