Обитель Апельсинового Дерева - Саманта Шеннон

Помолчав, Сабран спросила:

– А других претендентов нет?

Последовало долгое молчание.

– Слухи о вашей близости с благородным Артелотом разошлись широко, – неверным голосом отозвался Эллер. – Кое-кто полагает, что вы могли тайно обвенча…

– Избавьте меня, ваша милость, от беспочвенных сплетен. И от разговоров о благородном Артелоте, – оборвала Сабран. – Он покинул двор без причин и уведомлений. Не желаю о нем слышать.

Новое натянутое молчание.

– Ваше величество, – заговорил наконец Комб, – мои осведомители сообщают, что Артелот взошел на борт направляющегося в Искалин корабля в сопровождении благородного Китстона Луга. Он, по-видимому, узнал о моем намерении послать кого-нибудь на поиски вашего благородного отца… и счел себя одного пригодным для дела, так близко касающегося вашего величества.

Искалин.

На один ужасный миг Эда лишилась возможности шевельнуться или вдохнуть.

Лот.

– Быть может, это к лучшему, – продолжал в полной тишине Комб. – Отсутствие благородного Артелота позволит улечься слухам о связи между вами – а нам давно пора узнать, что происходит в Искалине. И жив ли ваш благородный отец принц Вилстан.

Комб лгал. Лот никак не мог ни проникнуть в его замысел послать в Искалин лазутчика, ни решиться отправиться туда самому. Сама мысль об этом нелепа. Не только потому, что Лот не был столь безрассудным, но и потому, что Ночной Ястреб никому не позволил бы узнать о своих планах.

Это его интрига.

– Что-то здесь не так, – вымолвила наконец Сабран. – Такое безрассудство не похоже на Лота. И тем более мне трудно поверить, что никто из вас не предугадал его намерений. Разве вы не мои советники? Разве у вас нет глаз во всех уголках моего двора?

Новое молчание было плотным, как марципан.

– Два года назад я просила вас, Сейтон, послать кого-нибудь за моим отцом, – уже мягче заговорила королева. – Вы ответили, что риск слишком велик.

– Боюсь, что так и было, ваше величество. Теперь же я считаю, что мы должны узнать правду любой ценой.

– Но не ценой жизни благородного Артелота. – Голос королевы звенел. – Вы пошлете за ним своих людей. Чтобы вернуть его в Инис. Остановите его, Сейтон.

– Простите, королева, но он теперь уже в драконьих землях. Невозможно послать за ним кого-либо, не выдав дому Веталда, что он прибыл без официальных полномочий, – о чем там и без того могут догадываться. Мы только увеличим опасность для него.

Эда сглотнула ком в горле. Комб не просто услал Лота от двора, но и загнал его туда, где влияние Сабран ничтожно. Она ничего не сможет исправить. Только не теперь, когда Искалин стал непредсказуемым врагом, способным в любой миг разорвать хрупкий мир.

– Ваше величество, – вмешалась Штиль, – я понимаю, что это известие причиняет вам боль, однако мы должны принять окончательное решение относительно предложения Ментендона.

– Ее величество уже решила против Льевелина, – вставила Венц. – Аскрдал – единственный…

– Я вынуждена настоять на продолжении обсуждения, Игрейн. За Льевелином есть множество преимуществ, и я не позволю так отмахнуться от его кандидатуры, – резко возразила Штиль. – Это тонкий вопрос, королева. Простите меня, но вы должны обзавестись преемницей, и поскорее, дабы успокоить свой народ и укрепить трон для следующего поколения. Нужда в этом была бы не столь насущной, если бы не эти покушения на вашу жизнь. Если бы у вас была дочь…

– Благодарю за заботу, ваша милость, – бросила Сабран, – но я, еще не забыв зрелище трупа у моего ложа, не готова обсуждать зачатие на нем дочери. – Ножки кресла проскребли по полу, следом задвигались и четыре другие. – Даму Линору можете опросить без меня.

– Королева… – начал Комб.

– Я собираюсь к завтраку. Доброго утра.

Эда вернулась на лестницу и уже спускалась по ней к тому времени, как открылась дверь палаты Совета. На дорожку от башни она ступила с жестоко бьющимся сердцем.

Маргрет придет в отчаяние, когда узнает. Ее брат слишком простодушен и мягок, чтобы служить соглядатаем при дворе Веталда.

Он в этом мире долго не протянет.

В Королевской башне вели утренний танец домочадцы королевы. Грумы и служанки мелькали из комнаты в комнату. Из личной кухни тянуло поднимающимся хлебом. Постаравшись проглотить горечь, Эда протолкалась мимо палаты приемов, где, как всегда, теснились ожидавшие королеву просители.

Приблизившись к опочивальне, Эда ощутила свои сторожки. Они были разбросаны по всему дворцу, как капканы. В первый свой год при дворе Эда была вся одним больным нервом, не спала ночами от их звона при каждом движении, но мало-помалу научилась различать искры, которые они посылали в нее, и раскладывать их, как костяшки на счетах. Приучила себя отмечать только тех, кто оказывался не на своем месте. Или появившихся при дворе незнакомцев.

В опочивальне Маргрет снимала постель, а Розлайн Венц вытряхивала холстины. У Сабран подходило время кровотечения – ежемесячное напоминание, что в лоне еще не растет наследница.

Эда взялась помогать Маргрет. Ей надо было рассказать той про Лота, но с этим приходилось ждать, пока они останутся наедине.

– Госпожа Дариан, – нарушила молчание Розлайн.

Эда выпрямилась:

– Сударыня?

– Дама Катриен с утра больна. – Теперь первая дама ловко нацепляла полотно на шелковый поясок. – Ты вместо нее отведаешь завтрак ее величества.

Маргрет нахмурилась.

– Конечно, – хладнокровно согласилась Эда.

Это было наказание за вчерашнее отступление в легенде. Дамы опочивальни, отведывая пищу королевы, получали вознаграждение за риск, но камеристке доставалась лишь опасность и никакой благодарности.

Однако Эда увидела в этом свой шанс.

На пути к королевскому солярию ей представилась еще одна возможность. Трюд утт Зидюр шла следом за двумя другими фрейлинами. Обгоняя девушку, Эда поймала ее за плечо и, оттянув в сторону, выдохнула в ухо:

– Найди меня завтра после молений, не то я позабочусь, чтобы твои письма попали к ее величеству.

Другие фрейлины обернулись, и Трюд заулыбалась, словно услышала от Эды какую-то шутку. Хитрая лисичка!

– Где? – спросила она, не переставая улыбаться.

– На тайной лестнице.

Они разошлись.

Королевский солярий был тихой гаванью. Он тремя сторонами выдавался над стенами Королевской башни, открывая несравненный вид на столичный Аскалон и вьющуюся по городу реку. Над городскими улицами поднимались каменные колонны и столбы дыма из труб. Около двухсот тысяч душ звали столицу своим домом.

Эда редко выходила в город. Приближенным королевы не к лицу торговаться на рынках и на цыпочках перебираться через сточные канавы.