Комиссар госбезопасности. Спасти Сталина! - Олег Таругин

А ведь как поначалу все хорошо получалось! Заботливо взращенный стараниями промышленников и банкиров, за которыми бдительно приглядывали правящие круги США и Англии, германский вождь, с превеликой радостью дополнивший нацистскую идеологию (к которой пришел еще в далеком 1918 году, сразу после окончания прошлой Мировой войны) идеями итальянского фашизма, быстро подмял под себя большую часть Европы. Которая, впрочем, не особенно и сопротивлялась, что вполне укладывалось в разработки тех же самых аналитиков и политических советников, и начала со всей готовностью и тщанием работать на военную машину Третьего рейха. После чего послушно направил взгляд (и свои танковые дивизии) на восток. Начавшаяся в двадцатых числах июня война пошла практически по заранее просчитанному, можно даже сказать, идеальному сценарию. Казалось, еще месяц, максимум, два или три – и все будет окончательно кончено. Оказавшись перед угрозой полного разгрома, русские неминуемо запросят помощи. А поскольку бесплатной помощи не бывает, в карманы бизнесменов потекут все усиливающиеся денежные потоки, благо золото у большевиков имеется, и весьма немало.

Вот только к концу осени 1941 года стало окончательно ясно, что, несмотря на первые и весьма впечатляющие успехи, никаких шансов на быструю победу у немцев нет. Как именно большевикам удалось остановить казавшуюся практически непобедимой военную машину вермахта, никто так и не понял. Но факты, как известно, – вещь упрямая: к концу сорок второго уже не оставалось никаких сомнений, что русские не только не сдадутся, но, судя по всему, даже не попросят военной помощи, на чем во многом и строилась вся стратегия дальнейших действий. Строилась, понятное дело, не столько политиками (и уж тем более не военными), сколько владельцами крупнейших капиталов и производств.

Нет, ни малейшей паники среди посвященных тогда не возникло. Возник вопрос – вступать ли в войну, а если вступать, то на каких условиях? Боевые действия в Африке – это, знаете ли, одно, а вот всерьез ввязываться в полноценную бойню на континенте – совсем иное! Зачастившие в Москву послы раз за разом отправлялись обратно, как выражаются сами русские, «ne solono hlebavshi»: непреклонный нарком иностранных дел Молотов вежливо выслушивал подготовленные речи, после чего не менее вежливо сообщал, что «обязательно донесет сказанное до высшего руководства страны». На чем, за редким исключением, все, как правило, и заканчивалось. Единственным, о чем все-таки удалось договориться, оказались поставки ГСМ, грузовых автомобилей и истребителей, да и то отнюдь не в тех масштабах, о каких мечтали их производители. Предложение же о поставках бронетанковой техники было решительно отвергнуто еще в самом начале. При этом непосредственно ведущий переговоры представитель Lima Locomotive[10] позже утверждал, будто один из присутствующих на встрече русских генералов негромко произнес в адрес сидящего рядом товарища нечто непонятное, в английской транскрипции звучавшее примерно как «nu i na hrena nam ihnee govno? Budto svoey staroy ruhlyadi ne hvataet! Nichego, cherez paru nedel novie tridcatchetverky i keve-odin-em v seriyu poidut, uze polegche stanet».

Про открытие второго фронта в Европе с советской стороны и вовсе не прозвучало ни единого слова – создавалось полное впечатление, что большевики и на самом деле искренне убеждены, будто сумеют справиться исключительно собственными силами. А в начале декабря американцы втянулись в войну с Японией на Тихоокеанском ТВД. Произошло это практически в те же самые сроки, что и в другом варианте истории. О котором, впрочем, в этом мире знали лишь несколько человек, видимо по какой-то нелепой случайности находящихся исключительно в столице советской России. Потому американцы так и не поняли, что после атаки на Перл-Харбор ход боевых действий пошел несколько по иному сценарию, куда более благоприятному для островитян. Товарищ Сталин вовсе не собирался постоянно ощущать угрозу вражеского вторжения у своих дальневосточных границ, потому предпринял некоторые меры превентивного характера. Тем более император Хирохито, равно как и его кабмин, отнюдь не настолько разделяли идеи фюрера, чтобы не прислушаться к нескольким оформленным секретным протоколом предложениям советского правительства…

Второй фронт американцы с англичанами все-таки открыли, в самом конце сорок третьего высадившись в Италии. Москва официально активно приветствовала действия союзников, хоть злые языки и утверждали, что использованные Сталиным идиомы «лучше поздно, чем никогда» и «успеть к шапочному разбору» являются не только фигурами русской речи, но и несут в себе гораздо более важный подтекст. Иронию Иосифа Виссарионовича можно было понять: советские войска к этому времени уже полностью освободили от захватчиков территорию СССР и вступили в Восточную Пруссию.

В итоге Великая Отечественная закончилась в начале мая 1944 года взятием Берлина и подписанием безоговорочной капитуляции немецких вооруженных сил. Удалось ли большевикам взять в плен Гитлера вместе с ближайшим окружением, так и осталось тайной: официально считалось, что он покончил с собой 20 апреля, однако тело германского фюрера и его супруги журналистам и военным атташе союзников так и не предъявили.

Перед этим подразделения Советской Армии (в которую РККА переименовали еще весной сорок второго года) вступили в Париж и Рим; таким образом, СССР де-факто освободил практически всю Европу, за исключением нескольких расположенных на Пиренейском полуострове стран и юга Апеннин, где уже высадились американо-британские войска. Всю войну остававшиеся нейтральными государства в зону советской оккупации не попали, а занявшая выжидательную позицию Турция согласилась на предложенные ей условия сотрудничества. Преемник великого Ататюрка президент Исмет Инёню был весьма умным и дальновидным человеком. А заодно еще и отлично представлял возможности дальней бомбардировочной авиации Советов, базирующейся на крымских аэродромах (захватить полуостров, несмотря на долгие кровопролитные бои, гитлеровцам так и не удалось).

Отсутствие серьезных побед союзных войск на европейском театре официально объяснили появлением у гитлеровцев некоего «абсолютно достоверного источника» в Британском генштабе, благодаря информации которого немцы едва не разнесли в пух и прах англо-американские силы на Апеннинах и предотвратили операцию «Нептун» – высадку морского десанта в Нормандии. Если в Италии союзникам удалось не только высадиться на континенте, но и достаточно далеко продвинуться, то высадка в Нормандии оказалась полностью сорвана. Немецкой разведке удалось вскрыть районы сосредоточения десантных и транспортных судов и, главное, подготовленных к погрузке запасов. И за трое суток до «дня D» на порты и склады посыпались ракеты и бомбы. Не по штуке в час, как на Лондон, а куда более интенсивно – сами немцы после удивлялись боевой производительности, которой удалось достигнуть в те горячие часы.

Несколько часов на Портланд, Портсмут, Дартсмут, Бирмингем и другие порты пикировали самолеты-снаряды «Фау-1» и баллистические ракеты «Фау-2». Некоторые из «Vergeltungswaffe-1»[11] оказались сбиты истребителями RAF, поскольку опыт борьбы с этими прообразами крылатых ракет у британских пилотов имелся; другие безвредно разорвались в море или на прибрежных холмах, но большинство нашло свои цели – склады ГСМ, штабеля боеприпасов, стоянки автобронетехники и стоявшие под погрузкой суда. Уничтожить же несущуюся к цели ракету не имелось ни единого шанса: на подобное не была способна ни одна из существующих систем ПВО. А когда у одуревших от многочасовой стрельбы зенитчиков начали заканчиваться снаряды, а у пилотов – горючее и силы, над проливом появились обычные бомбардировщики – люфтваффе повторяло «Адлертаг»[12] на новом техническом уровне.