Приключения Мак-Лейстона, Гарри Руперта и других - Майк Гервасиевич Йогансен

Кэт взяла деньги и вошла в лавку, а Гарри стал, насвистывая, расхаживать по тротуару.

Он прошелся раз, прошелся другой, остановился у двери. Кэт стояла у конторки и что-то говорила. Вдруг дверь распахнулась, и мимо Гарри пробежал мальчик из лавки. Гарри лениво посмотрел ему вслед.

Мальчик подбежал к стоявшему на углу полисмену и что-то ему сказал. Полисмен выслушал, что-то спросил и направился к лавке.

«Поймали мою девушку, — подумал Гарри. — Видно, она действительно безработная». И он глянул сквозь стеклянную дверь в лавку. В этот момент Кэт сделала ему знак рукой. Сперва Гарри подумал, что она просит его ей помочь.

«Безнадежное дело», — развел руками Гарри. Но Кэт еще раз махнула. На сей раз Гарри понял. Он должен бежать как можно скорее. Полисмен с мальчиком были уже в десяти шагах от двери.

Гарри засвистел и лениво удалился. Увидев, что полисмен вошел в лавку, он ускорил шаги, перешел через улицу, свернул в переулок и поспешил прочь…

У дома Гарри дожидалась какая-то темная фигура. Гарри притворился, будто ему нет никакого дела до собственной квартиры и, посвистывая, пошел дальше. Все это начинало ему не нравиться. Еще меньше понравилось ему поведение темной фигуры, которая последовала за ним с явным намерением его догнать. Уже темнело. Гарри оглянулся вокруг и стал было размышлять, как избавиться от шпиона, но тот вдруг заговорил.

— Товарищ Руперт, — сказал он, — не убегайте, я не шпик. Я работаю с вами на одном заводе; только я в сернокислотном цехе.

Гарри узнал его голос. Это был немолодой рабочий-американец, поступивший на завод после него.

Гарри остановился.

— Пойдемте к вам, — сказал рабочий, — на улице неудобно разговаривать.

Гарри пожал ему руку, и они поднялись по лестнице. В комнате Гарри зажег лампу и посмотрел на рабочего. Это был могучий человек с обветренным, загорелым лицом. Кожа на его лице и руках еще не успела приобрести мертвенно-желтый цвет от работы в серном цехе, но под глазами уже легли красные круги. Через все лицо шел шрам.

— В чем дело? — спросил Гарри.

— Это я должен спросить вас, в чем дело! — ответил низким голосом рабочий. — Мессеби нашел в своей лаборатории что-то завернутое в платок. Платок лежал в чьей-то рабочей одежде. Я видел, как он показывал эту одежду сторожу, и тот сказал, что она принадлежит Гарри Руперту. Тогда Мессеби спросил, где проживает Руперт, то есть вы. Если бы он хотел сделать вам нагоняй, то отругал бы вас завтра в лаборатории. Нет, вас хотят по какой-то причине арестовать.

— Когда это было? — нервно спросил Гарри.

— Около часа назад — я оставался на внеурочной работе. Вам надо отсюда убираться, товарищ. Будьте здоровы.

Гарри вылил в раковину что-то из стоявших на столе реторт, собрал какие-то пакеты и вышел вслед за рабочим. Он догнал рабочего на улице.

— Слушайте, — сказал Гарри, — я расскажу вам, что было в платке. Но посоветуйте мне, где спрятаться.

— Пойдемте ко мне, — коротко сказал рабочий.

— засвистел было Гарри, но резко оборвал себя. На душе у него кошки скребли.

Полинезиец Тони попал на сернокислотный завод три дня тому. Звали его не Тони, а как-то иначе. Но на заводе его записали как «Тони», и теперь все его так называли.

На прекрасном пароходе уходили ввысь высокие сухие стволы, с них спускались лианы, а внизу лежали огромные бухты старых и мертвых, высохших лиан. На пароходе Тони кормили, и он мог целыми днями греться на солнышке. Время от времени он нащупывал в штанах наконечник стрелы, который нашел на пароходе — наконечник просто лежал себе, и никто его не поднимал. Мешали греться только штаны. Они щекотали тело и прилипали к бедрам — но снять их было нельзя. Когда Тони попытался раздеться, его больно огрели ровненькой круглой веточкой по спине. Он лежал на солнце и рассматривал, просыпаясь, так счастливо найденный наконечник стрелы. Он имел такую форму:

и был с палец и еще полпальца длиной, и стоил не меньше четырех куриц и очень много бананов…

Теперь Тони должен был изо дня в день, поднимая тучи пыли, грузить в здоровенные блестящие сундуки блестящие серые камни. На заводе их называли «пиритом». Было очень жарко, и это было хорошо, но очень воняло, словно разом сдохли все шакалы, и это было плохо. Тони непрерывно чихал и кашлял. На двор не позволяли выйти, хотя и на дворе было не лучше. Там стоял сухой лес, на стволах висели ровные-ровные лианы, воняло еще сильнее и так же чихалось и кашлялось. Повсюду разлита огневая вода, сжигающая все, чем к ней притронешься. Люди злые и мрачные. Они не черные и не белые, а желтые, как китайцы, еще более желтые. Ногти у них черные и изломанные, из глаз текут слезы; они злые и хмурые. Никто из них не знает ни слова по-человечески, все говорят по-английски, только один здоровый дядька умеет что-то сказать, как следует, по-человечески. Тони назвал его отцом и хотел поцеловать в колено, но тот ласково оттолкнул его, взъерошил ему кучерявую копну на голове и велел работать дальше. После работы он брал его с собой, менял монеты на еду, и они ели вместе. До сегодняшнего дня он брал его к себе и спать, но сегодня он позвал Тони и сказал, чтобы Тони шел спать к Джемсу — теперь Джемс будет ему отцом. Джемс, приветливо улыбаясь, кивнул головой и хлопнул Тони по спине. Тони снова принялся бросать в сундуки этот пирит.

Вдруг все смолкли, засуетились и стали работать быстрее. Тони оглянулся: рядом со старшим смотрителем стоял какой-то белый — это был сам Мессеби, профессор, главный химик завода. Он что-то говорил смотрителю, а тот, вытянувшись в струнку, как солдат, стоял перед ним и кивал головой. Тони сник, загреб лопатой, сколько мог, пирита и бросил в сундук. Он и не видел, как Мессеби ушел, он работал и ничего не слышал.

— Кто из вас знает работника лаборатории органической химии по имени Гарри Руперт? — спросил смотритель. Рабочие переглянулись — снова большевиков ищут! — мелькнула догадка.

Несколько человек сказали, что знают Руперта — видали его