Их пленница - Мария Устинова

Из дома я убежала ночью, во время очередной его пьянки, и зависла у подруги. Тетя меня не впустила.

Работу оказалось найти не так просто. Я перебивалась случайными заработками и жила по подругам, потом попыталась снять квартиру с одной из них. Все шло чудесно, пока не подошло время второго платежа. Подруга ушла в отрыв и спустила свою половину. Невинно хлопая глазами, она спросила, не смогу ли я сделать два взноса, а на следующий месяц два сделает она.

Я смогла, но денег на еду катастрофически не хватало. Впрочем, к полуголодному образу жизни я привыкла лет с двенадцати. Но долго в таком режиме просуществовать не могла: я постоянно хотела есть, но рассудила, что лучше оказаться в голодном обмороке, чем остаться без крыши над головой. Будущее вызывало страх. Пока есть дом, ты не веришь, что всерьез можешь оказаться на улице. И куда тогда идти?

Мне казалось, я справлюсь. Казалось, еще чуть-чуть и все наладится. Верила в лучшее. Просто прежде я никогда не думала, как умирают люди, как они становятся обездоленными и бездомными. Мне казалось, это о ком-то другом. А в своем мире мне хотелось хотя бы верить в успех завтрашнего дня.

Весна была сырой, ветер промозглым, а я работала на улице. Заболела. Наверное, с непривычки. Обычная простуда переросла в пневмонию, я попала в больницу. Там сумела приподнять голову, отоспаться, даже отъестся. Через неделю меня выписали, еще слабую, а дома меня ждал сюрприз: оказалось, к нам въехал парень моей подруги, мой чемодан сложили и выставили в общий предбанник. А на работе уже взяли другую девушку, она была деревенской и вообще выглядела покрепче — кровь с молоком, а меня после больницы шатало, и выглядела я как ходячий плакат к фильму про апокалипсис.

В общем, в трех местах в тот день мне отказали. Лишь одна женщина посоветовала подлечиться, а потом приходить к ним и может быть, меня возьмут. Только может быть. Когда жрать хотелось сейчас.

То, что называли «взрослой жизнью» сразу сделало мне подножку. Как и мой отчим, жизнь меня просто ненавидела, а за что, я не знала.

А потом меня забрали они. Наверное, к моменту, как Кирилл поймал меня на руки и потащил к машине, они за мной уже следили. Я была похожа не жертву, говорили они. Слабая, больная, отбившаяся от стада — я сразу привлекла их внимание.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Что случилось с моим отчимом, никто так и не узнал.

Я рассказывала мальчикам, почему ушла из дома. Рассказала, как умерла мама, как я голодала. Рассказала и про отчима.

Через какое-то время он пропал без вести. Я могла вернуться домой, если бы захотела — так мне сказал Руслан. Отчима так и не нашли. Я не знаю точно, но думаю, они его съели.

Через пару месяцев я заглянула в старую квартиру.

Побродила по комнатам, оглядывалась с потерянным видом, но жить вернулась в «Авалон». Это было само собой разумеющееся. Мальчики были со мной, они внимательно следили, как я брожу по квартире. Мне и незачем было оставаться. Меня там никто не ждал.

А в «Авалоне» был постоянный праздник, семья и любовь.

Тогда я еще не знала, что это временно…

Всё уходит.

Теперь я стояла перед ними и ждала ответа. Я думала, меня расстроит, что их многолетней дружбе пришел конец, но я совсем ничего не ощутила

— Да, дорогая, — признал Рус. — У нас небольшие… неприятности. Две недели и ты уйдешь.

— Нам тоже придется прогнуться, — примиряющее сказал Кир. — Не только тебе.

— Не пойму, а мне что за дело до этого? — я начала злиться. — Какое мне дело до ваших денег?!

Я сжала кулаки, разъяренно глядя на них и даже кругом обошла Руслана. Теперь я стояла в другом конце кабинета. От ярости сбивалось дыхание, как у разозленной овчарки. Хотелось покусать обоих.

— Не могу поверить, — сквозь слезы сказала я. — Все из-за денег… Из-за денег!

Теряя самообладание, я начала ходить по кабинету. Больше я не видела ничего — ни мальчиков, ни обстановки, я погрузилась в себя, еле глотая воздух от спазмов надвигающейся истерики.

— Из-за денег… — шептала я, чувствуя, что воздуха не хватает. — Из-за денег!

— Оливия? — позвал Руслан, и я уставилась на него.

Вот он, мой враг. Мой друг, мой любовник. Мой убийца.

— За что ты так со мной? — выкрикнула я, голос сорвался, окончательно стягивая с меня маску невозмутимости.

Они знают, я никогда не была стойкой. Но я научилась такой быть, когда не осталось выбора — ты либо собираешь себя в кулак, либо умираешь. Я собрала.

— За что?! — заорала я, вкладывая в голос все чувства, к которым не сумела подобрать слов, обнажая сердце. — Вы же знаете, что со мной! Знаете, и все равно издеваетесь!

Я повалилась на колени, давясь воздухом и слезами. Слова толпились в голове, не пуская друг друга. Еще немного и я сойду с ума.

Руслан вдруг принял позу для превращения. Выпрямился и расставил ноги, руки вдоль тела. Он смотрел вниз, сосредоточенный на себе. Он не превращаться собрался. Эту позу он принимает, чтобы усмирить боль.

Я ведь тоже знаю его слабые места. Знаю, что он чувствует.

— Я ненавижу тебя! — проорала я, пытаясь сделать ему больнее. Мне хотелось растоптать, размазать — морально, раз физически не могу. — Это твоя вина! Если бы ты не бросил меня в ту ночь, ничего бы не было! Я тебя проклинаю!

— Успокойся, Фасолька, — Зверь подошел, с тревогой глядя на меня. — Не надо, дорогая… Не доводи себя.

Но я уже чувствовала, что поздно: дыхание, стук сердца, сбоило все, словно тело утратило над собой контроль и пошло вразнос. Я не выдерживала и воспоминания хлынули — те самые, что сделали меня такой.

Которые разрушили мою жизнь навсегда.

Руслан смотрел на меня. Глаза изменились: человеческие, но полные тоски — мне кажется, он и сам винил себя. Может быть, больше, чем я его. Но мне было мало.

Это замкнутый круг. Кажется, еще немного, еще чуть-чуть и придет облегчение. Только нужно что-то делать — чуть быстрее бежать, чуть больше работать, чуть громче кричать. Но это ложь, в которую приятно верить. Облегчения не наступит. Никогда. Жестокая правда жизни, что поделать.