Усама - Леви Тидхар

Потонул во мраке.

Снова очнулся. Подвешенным в ярком белом мире. Почва под ним мягкая, воздух ароматен: дезинфекция, пот, пачули. Пот его собственный. Мир мягок, как постель. Сквозь щелки полузакрытых глаз: его клиентка, наклоняется к нему, ее лицо заполняет весь его кругозор. Губы плотно сжаты, глаза распахнуты. Голоса поодаль: тихо, осторожно. Что-то у него в руке. Датчик какой-то. «По-моему, он что-то сказал. Он сказал что-нибудь?» – и провал.

Когда он очнулся, на улице было темно, куча японских бизнесменов в темных костюмах толпой валили в «Розовую киску». Он опять застонал и почувствовал свой затылок: там была большущая, болезненная шишка. Он моргнул, раз, другой, попробовал сесть.

– Простите, я вас там не заметил… – Человек, толкавший перед собой магазинную тележку, поспешил прочь с изумленным выражением на лице.

Джо глянул на хлам, торчавший из прутьев тележки, и подумал о жизни. Повернул – медленно – голову, туда и сюда. Ни следа Мо. Позади него паб закрыли, окна упрятали за ставнями. Ни следа людей, напавших на него. Он опять застонал, подумал, как здорово было бы выпить чего-нибудь, порылся в карманах, вытащил смятую пачку сигарет, сунул одну в рот. Руки дрожали, и понадобилось несколько раз щелкнуть зажигалкой, чтобы закурить. Сделал глубокую затяжку и почувствовал, как дым обжигает горло, соскальзывая в легкие. Сидел, опершись спиной о стену, и курил. Ярко вспыхивали огни. Люди шагали мимо, ночные люди, никто даже не глядел в его сторону. Он выпускал дым и понимал, что вляпался по самую макушку.

Сколько времени он был в беспамятстве?

Время ночное. И никто к нему не подошел, и те люди его не забрали, и окно отремонтировали, и Мо убрали, пока он в отключке был, такое впечатление, будто мир вокруг него прибрали, пока он спал. Он произнес: «Нет», – и ощутил вкус дыма. Собрав силы, поднялся. Его трясло. Стоял, опираясь на стену. Ярко сияющие огни: мельница крутящегося неона. 7/7, набрызганное краской по стене выше по улице, и указатель «Книжный магазин». К черту. Он отлепился от стены и побрел в сторону Шафтсбери-авеню.

Его могли поджидать у гостиницы, но ему было все равно. Входя в «Регент палас», первое, что он услышал, это громкую ирландскую музыку, летевшую из паба при гостинице. Шум, порыв теплого воздуха, запах спиртного и сигарет. Швейцар, бросив взгляд на его лицо, покачал головой, ничего не говоря. Джо вошел.

Пепел к пеплу, прах к праху. Духи, одеколон, дым, смех. Меня-зовут-Саймон на регистрации, сидит за большим бронзовым арифмометром, пуговицы сияют. Лишнюю подушку. Что-то взметнулось на самых задворках разума: белые простыни, почва, мягкая, как постель. «По-моему, он что-то сказал…» Нет. Он поплелся в паб, заказал виски, чистый, безо льда, выпил первую порцию у стойки, заказал еще. После третьей почувствовал себя лучше, заплатил за пиво и четвертую порцию, отнес в уголок потемнее, сел. Ирландская музыка и громкие голоса, лица, шагающие по тротуару за окном, жизни, дудящие в водяной желоб… нет. Он отпил пива, оно его остудило. Виски жаром расходился по телу, согревая его, – он даже не сознавал, до чего замерз. Колебание температур.

Где-то в самой глубине… вот к чему свелось. Надо бы отказаться от дела. Забыть про «Замок», забыть про след Майка Лонгшотта: он в любом случае, по-видимому, никуда не ведет. Сделать ручкой Папе До, девчушке у Северного вокзала. Сделать ручкой Мо, выпить за него и забыть этого сыщика. Сделать то, про что говорили люди в черных костюмах, и держаться в сторонке. Забыть свою работодательницу, тонкие морщинки в уголках этих больших, слегка миндалевидных глаз, забыть то, как она положила свою руку на его, как вела себя слишком уж по-свойски… Забыть. Забыть про Усаму Бен-Ладена, забыть про книжки, в каких взрываются бомбы и гибнут люди, забыть про эту войну, размаха какой ты не представляешь, какую ты не понимаешь. Забыть след по крошкам, толки о беженцах, дурашливых комедиантов в старом черно-белом кино, которое он смотрел в Париже, бесконечную мантру: «Один из нас, один из нас».

Становилось поздно. Оркестрик из трех музыкантов свернулся, пошла музыка понежнее, что-то вроде джаза, нет, он знал эту песню… Тронул глаза – влажные, а когда моргнул, то увидел мир сквозь мокрую пленку, как от дождя, и она произнесла: «Мы располагаем всем временем на свете».

Потом она оказалась там, сидела напротив него, расплывчатая, он видел ее только мутно, через пленку на глазах, на пересечении света и влаги. Ему казалось, что она улыбается.

Он сказал:

– Я видел, как сегодня умер человек.

Она сказала:

– Возможно, он уже был мертвым.

Меж ними потянулось молчание. Джо, поведя головой, изронил:

– Нет.

Девушка потянулась через стол, тронула его руку. Рука у нее была теплой.

– Нет, – произнесла она, соглашаясь. Он замигал, слезы все еще оставались на глазах. Паб уже затих, голоса приглушены. Она сказала:

– Вы помните… – и Джо произнес:

– Нет. – Его словарь ужимался до одного этого слова, одного-единственного понятия.

– Найдите его, Джо, – сказала девушка, и он опять заметил, какие у нее уши – слегка прижатые, а оттого милые. – Найдите Майка Лонгшотта. Найдите Усаму Бен-Ладена.

Ему хотелось сказать: «В книжках этих его никто не ловит. То он на виду, то его и не видно вовсе». И тут он подумал, как писатель напоминает своего героя, эдакий чертик в коробочке, явление исчезновения. Он спросил:

– Зачем?

Ее рука поверх его подрагивала. Ему дико захотелось взять ее руки в свои, переплестись с нею пальцами и не отпускать.

Она тряхнула головой.

– Ради… – Она пропадала, он уже больше не мог видеть ее отчетливо. Потер глаза – они были сухи. Когда он поднял взгляд, она уже ушла. На столе осталась телефонная карточка. Он взял ее. На ней значилось: «Блюзовая нота». Ничего больше. Он прикончил остатки своего пива, поднялся, прошел по широкому коридору вестибюля, вверх на широком и пустом подъемнике, дальше по пустынному гулкому коридору и к себе в номер. Позже принял душ, побрился и разглядывал, как засохшая кровь с его затылка стекает в сливное отверстие, крутясь и крутясь в исчезающей спирали утраты.

На следующий день он решил понаблюдать за «Замком». Прошел через Сохо, минуя вывески «Книжные магазины для взрослых», «Кино для взрослых», «Представления для взрослых» – целую страну чудес взрослости, изваянную в красном и сером кирпиче узких улочек. Итальянские рестораны. Китайские рестораны. Индийские рестораны. Газетные киоски, торгующие сигаретами, безалкогольными напитками и газетами. Пабы. Бары. Одежные лавки. Билетные киоски, продающие билеты на представления на Шафтсбери-авеню за полцены. Стоянки мини-такси. Какой-то человек бочком приладился к нему на ходу и спросил: «Гашиш? Марихуана? – Произносил он это как имя: Мари-Йоанна. – Нужны девочки? Мальчики? Опиум?»

Джо качал головой: нет, нет, опять нет, – человек бочком отвалил, крутя головой. Джо шел по Олд-Комптон-стрит[20], гадал, кем был Старина Комптон, и улыбался.